Кейт Бернхаймер
Предисловие
Перевод с английского Максима Немцова
Несмотря на толщину, антология эта – всего лишь крохотная Зеркальная галерея в великанском всемирном дворце сказок. Ведь сказки – это тысячи историй, их сотни лет сочиняли тысячи авторов. В середине двадцатого века опубликовали том, в котором утверждалось, что под его обложкой – каталог всех типов сказок, что есть на свете. Так вот, он состоял из двух с половиной тысяч текстов. С тех пор новых сказок на свет радостно появилось без счета – благодаря новым переводам, фольклорным изысканиям и художникам слова, работающим во множестве жанров.
Читатели обожают сказки. Даже самые ядовитые критики не могут отвести от сказок взглядов. Там подложные невесты, отсеченные части тел и говорящие ослы. Сказки гипнотизируют. «Все великие романы суть великие сказки», – говорил Набоков. Я бы добавила, что таковы все великие повествования, в каком бы жанре они нам ни являлись: романы, повести, рассказы, стихи.
Лет пятнадцать назад, когда я только начинала осваиваться в ученом мире, выросшем вокруг сказок, чтобы хорошенько поразмыслить, что мне самой по силам совершить в рамках этой традиции, я поняла: волшебные сказки возрождаются. Вскоре я уже составляла и редактировала свою первую антологию – «Свет мой зеркальце», в которую вошли очерки писательниц о том, как сказки повлияли на их творчество. А кроме того, сама начала писать трилогию романов о том, как книги сказок воздействовали на трех сестер. Ныне же я с восторгом вижу, как рассказы о чудесном чаруют все больше и больше народу: и в популярных сериях книг Джоан Роулинг о Гарри Поттере, Филипа Пуллмена о Темных началах, Грегори Мэгуайра о стране Оз; и на телевидении – вполне очевидно, во множестве сериалов о вампирах и, что не столь очевидно, в виде поворотов сюжета и сюрреалистических мотивов «Шести футов под землей»; и в кино, где достаточно будет лишь двух примеров – «Братьев Гримм» и «Алисы в Стране Чудес». Волшебство буквально разлито в воздухе.
Меня вырастили на сказках. Дед, работавший на Уолта Диснея (а может, и нет – в точности этого никто не знает) и сотрудничавший с одним бостонским похитителем роялей (может, и этого не было, но нам кажется, что было), показывал нам с братьями-сестрами у себя в подвале фильмы-сказки, когда мы были маленькими. Личность мою вылепили летающие кровати, гогочущие ведьмы и заливистые птички. В сочетании с жуткой кинохроникой холокоста, которую демонстрировали у нас в храме, а также – рассказами о горящих кустах, поющих горлицах и расступающихся морях: волшебные истории накрепко отпечатались во мне своей утешительной силой. Я росла девочкой робкой, самое полное счастье переживала лишь в книгах: их открытый мир манил меня и принимал к себе.
Последние семь лет, уже редактором альманаха «Сказочное обозрение», я наблюдаю страстный интерес к сказкам, который проявляют тысячи авторов, присылающие свои работы для каждого выпуска. Альманах я основала, ибо у меня было такое чувство, что произведениям, основанным на сказке, – как и самим одиноким героям этих сказок – нужен дом. Меня немедленно завалили очень качественными рукописями. Многие корреспонденты, желавшие напечататься в альманахе, – известные авторы, просто другие литературные издания отвергли их волшебные работы; другие – истинно верующие, они посвятили жизнь фольклору разными причудливыми способами: учреждали сказочные газеты, сами делали и продавали разные сказочные предметы, выпускали и бесплатно распространяли сказочные комиксы. Были среди них дедушки, матери, учителя, биологи, учащиеся – они примеряли сказочные формы как начинающие писатели. Все присланное меня глубоко трогало; в каждом тексте сияла любовь к сказке.
Когда я читаю лекции о сказках – будь то в музеях или начальных школах, – меня неизменно поражает, с каким глубоким удовольствием слушатели узнают что-то новое о методах создания сказок. Сказки избегают статус-кво: читатель легко распознает вариант «Красной шапочки», в котором не будет ни плаща, ни лесов, ни волка. Посмотрите поразительный фильм Мэттью Брайта «Шоссе» (Freeway, 1996): там юная Риз Уизерспун играет девочку, с которой жестоко обращались, и она убегает из дома. Вы все поймете – это прямая отсылка к «Истории бабушки», которую в нашей антологии интерпретировала неподражаемая Келли Уэллз. Волшебные сказки и похожи волшебно.
Мне выпала честь знакомить многих студентов со странной историей сказок, которую пристально изучают такие исследователи, как Мария Татэр и Джек Зайпс: они учат нас, что первоначально сказки не предназначались детям, хотя молодежь могла подслушать, когда их рассказывали у очага, и служат они чуть ли не тотемами – и для молодых, и для старых. Все, что пишу я: роман, рассказ, книжка для детей, – все вдохновляется сказками. Мне очень повезло своими каждодневными трудами прославлять сказки. Все это – редактирование альманаха, преподавание ремесла, беседы с людьми, писательская жизнь – снова и снова убеждает меня, что без сказок просто-напросто никуда. И этим мне хочется поделиться со всеми вами.
Но к собранию вот этой антологии меня подтолкнули и довольно странные события.
Меня не оставляет чувство, что изобилие волшебных историй – особенно сказок – как-то связано с нашим растущим осознанием, что люди все больше отъединяются от неприрученного естественного мира. В сказках миры людей и животных равны между собой и взаимозависимы. Насилие, страдание и красота в них делятся поровну. Те, кого влекут к себе сказки, вероятно, желают такого мира, который будет существовать «веки вечные». Моя же работа как защитника сказок тесно переплетена со всевозможными видами уничтожения и вымирания.
Кроме того, на эту антологию меня вдохновило знание о читательско-писательском сообществе. Несколько лет назад довольно обширной аудитории преподавателей писательского мастерства и их студентам я представляла короткий манифест, касавшийся сказок. Я участвовала в работе секции не-реалистической литературы и доказывала, что волшебным сказкам грозит опасность: их понимают неверно. Как реалисты, так и фабулисты заимствуют их без должного уважения. Такое утверждение способно вызвать возмущенный «ах» лишь на писательской конференции. (Да, относитесь к этому как угодно.) В любой аудитории я всегда буду тем человеком, кто станет говорить всем, что он любит все без исключений – реализм, модернизм высшей пробы, сюрреализм, минимализм. Мне нравятся истории. Но, очевидно, мою речь в защиту сказок, а их я считаю столь насущными – всеобъемлющими, маргинализованными, изобильными, – сочли слишком диковинной. (Примечание: в этой антологии участвует много и реалистов, и не-реалистов. У меня реалисты есть и среди лучших друзей; не-реалисты, впрочем, тоже.) Заявление мое, призванное вдохновлять, привлекать поддержку этой скромной, изобретательной и коллективной традиции, вызвало отзвук – в нем отчетливо лязгнул металл. Я осознала все бремя того факта, что прославлять волшебную сказку посреди обсуждений «серьезной литературы» в зале, набитом писателями, – сродни провокации. Меня это удивило – но еще и придало смелости собрать эту антологию.
