Введение. Проклятие богатства
Застывший момент, когда все видят,
что находится на конце каждой вилки.
Уильям Берроуз «Голый завтрак»
Напротив Нью-Йоркской фондовой биржи, на месте, которое туристический указатель называет «финансовым перекрестком мира», величественный каменный фасад дома 23 по Уолл-стрит напоминает о могуществе человека, для банка которого он был построен в 1913 году: Дж. П. Моргана, титана американского капитализма. Внешний вид здания пользуется популярностью в Голливуде – в фильме 2012 года «Темный рыцарь. Возрождение легенды» оно сыграло роль фондовой биржи Готэм-сити, – но когда я посетил его в конце 2013 года, красная дорожка лежала на грязном ковре под моросящим дождем. Сквозь заляпанное стекло в закрытых металлических воротах было видно лишь несколько полосатых лампочек, лестницы, обшитые фанерой, и светящийся красный знак «Выход» в полуразрушенном интерьере, где когда-то сверкала огромная люстра.
Несмотря на свою заброшенность, дом 23 на Уолл-стрит остается символом элиты, трофеем в меняющейся игре глобальной коммерции. Адрес его нынешних владельцев – офис на десятом этаже гонконгского небоскреба. Бывшая казарма британской армии, Queensway, была преобразована в зеркальные башни Pacific Place, отражающие солнечный свет на этот деловой район. Роскошный торговый центр, обвешанный кондиционерами снаружи, усыпан дизайнерскими бутиками: Armani, Prada, Chanel, Dior. Отель Shangri La, занимающий верхние этажи второй из семи башен Pacific Place, предлагает люксы по цене 10 000 долларов за ночь.
Офис на десятом этаже гораздо более неприметен. Как и небольшая группа мужчин и женщин, которые используют его в качестве юридического адреса для себя и своей сети компаний. Тем, кто пытался проследить их развитие, они известны неофициально как «Квинсвей Групп».
Их интересы, пронизанные сетью сложных корпоративных структур и секретных оффшоров, лежат в Москве и на Манхэттене, в Северной Корее и Индонезии. Среди их деловых партнеров – китайские государственные корпорации, BP, Total и другие западные нефтяные компании, а также Glencore, гигантский сырьевой торговый дом, базирующийся в швейцарском городке. Но главным образом состояние и влияние Queensway Group обусловлены природными ресурсами, которые лежат в земле Африки. Примерно на равном расстоянии – около семи тысяч миль от каждого – между Wall Street, 23 в Нью-Йорке и Queensway, 88 в Гонконге, возвышается еще один небоскреб. Золотое здание в центре столицы Анголы, Луанды, возвышается на двадцать пять этажей и смотрит на залив, где Атлантика омывает берега южной Африки. Здание называется CIF Luanda One, но местным жителям оно известно как «Здание Тома и Джерри» из-за мультфильмов, которые транслировались на его внешние стены, когда здание принимало форму в 2008 году. Внутри находятся бальный зал, сигарный бар и офисы иностранных нефтяных компаний, которые занимаются разработкой огромных запасов сырой нефти под морским дном. У входа стоит солидного вида охранник, над которым развеваются три флага. Один – ангольский. Второй – Китая, растущей державы, которая построила дороги, мосты и железные дороги в Анголе, а та, в свою очередь, поставляет каждый седьмой баррель нефти, которую Китай импортирует для обеспечения своего стремительного экономического роста. Желтая звезда коммунизма украшает оба флага, но в наши дни социалистический фасад правителей каждой страны не очень-то сочетается с их баснословным богатством.
Третий флаг принадлежит не государству, а компании, построившей башню. На белом фоне на нем изображены три серые буквы: CIF, что означает China International Fund, одно из наиболее заметных орудий таинственной многонациональной сети Queensway Group. В совокупности эти три флага являются знаками империи нового типа.
В 2008 году я устроился на работу корреспондентом Financial Times в Йоханнесбурге. Это были времена бума. Цены на сырьевые товары, которыми Южная Африка и ее соседи обладают в изобилии, неумолимо росли с начала тысячелетия, по мере того, как Китай, Индия и другие быстрорастущие экономики повышали спрос на ресурсы. В 1990‐е годы средняя цена унции платины составляла 470 долларов. Тонна меди стоила 2600 долларов, баррель нефти – 22 доллара. К 2008 году цена платины выросла втрое – до 1500 долларов, а медь стала в два с половиной раза дороже – 6800 долларов. Нефть подорожала более чем в четыре раза – до 95 долларов, а в один из дней июля 2008 года достигла 147 долларов за баррель. Затем американская банковская система взорвалась. Ударная волна прокатилась по мировой экономике, и цены на сырьевые товары упали. Руководители, министры и уволенные шахтеры с ужасом смотрели на то, как безрассудство далеких банкиров ставит под угрозу доходы от продажи ресурсов, которые были кровью для экономики Африки. Но Китай и остальные страны продолжали расти. Уже через пару лет цены на сырьевые товары вернулись к докризисным уровням. Бум возобновился.
В течение года я путешествовал по югу Африки, освещая выборы, перевороты и коррупционные процессы, усилия по борьбе с бедностью и судьбы гигантских горнодобывающих компаний, базирующихся в Йоханнесбурге. В 2009 году я переехал в Лагос, где провел два года, освещая ситуацию в этой западноафриканской стране.
Существует множество теорий о причинах нищеты и раздоров на континенте; многие рассматривают 900 миллионов человек и сорок восемь стран Черной Африки, региона к югу от пустыни Сахара, как однородную массу.
Колонизаторы разрушили Африку, утверждают одни теоретики, а ее страдания усугубляются диктатом Всемирного банка и Международного валютного фонда; другие считают африканцев неспособными к самоуправлению, чрезмерно «племенными» и врожденно склонными к коррупции и насилию. Были и те, кто считал, что в Африке в целом все хорошо, но журналисты, ищущие сенсационных историй, и благотворительные организации, стремящиеся затронуть сердечные струны доноров, искажают ее образ. Рецепты были столь же разнообразны и противоречивы, как и диагнозы: сократить государственные расходы, чтобы дать возможность процветать частному бизнесу; сосредоточиться на реформировании армии, продвижении «хорошего управления» или расширении прав и возможностей женщин; бомбардировать континент помощью; насильно открыть африканские рынки, чтобы втянуть континент в глобальную экономику.
В то время как богатый мир боролся с рецессией, эксперты, инвесторы и специалисты по развитию стали заявлять, что Африка, напротив, находится на подъеме. Коммерческие показатели говорили о том, что благодаря экономической революции, вызванной сырьевым бумом, растущий средний класс заменяет склонность Африки к конфликтам безудержным потреблением мобильных телефонов и дорогого виски. Но такой жизнерадостный анализ был оправдан лишь в отдельных частях континента. Путешествуя по дельте Нигера, где находится нефтяная промышленность Нигерии, или по богатым полезными ископаемыми полям сражений в восточной части Конго, я пришел к выводу, что запасы природных ресурсов Африки не станут ее спасением; напротив, они станут ее проклятием.
