. Маятник
Если кто-нибудь плавал на «Ракете» на большие расстояния, то, наверное, знает, как это нудно и утомительно. В самом начале путешествие захватывает своей новизной и романтикой. Каждый поворот реки таит в себе неожиданность нового открытия, а река завораживает своей силой и величавостью. Дальние берега манят неизвестностью, и всегда один почему-то красивее или ближе другого. Потом все надоедает и хочется спать. Блики солнечного света, отраженные от воды, прыгают по белому потолку, а пассажиры маются от безделья. На время пути в маленьком пространстве собирается самая разношерстная публика, имеющая только одно общее – конечный пункт. Одни успокаивают изнывающих от жары грудных детей, другим все время хочется в туалет, а третьи просиживают на корме и курят, одну за одной, сигареты. А есть и такие, кого вообще ничто не волнует. Они спят в своих креслах с закинутой головой и полуоткрытым ртом, в который вечно норовят залететь вездесущие мухи.
На дебаркадере, как всегда к полудню, толпился народ. Несколько баб, нагруженных сумками, да пара военных. Обычная картина для небольшой деревушки на берегу Амура.
Дед, старый моряк, с загорелыми и натруженными руками, в стареньком поношенном пиджаке и бесформенных штанах, похожих на галифе, возился со снастями и ворчал на изнывающих от ожидания «Ракеты» людей.
– Напрасно ждете, – ворчал себе под нос старик. – «Ракета» битком будет, и не возьмет никого. Даже причаливать не будет.
– Это как же не будет? – вспыхнули тетки. – Мы тута с утра стоим. Ей положено причаливать. А на чем еще добираться-то? Пусть только не возьмет.
– Жалобу напишите? Тута. – Старик посмотрел на реку, – вон хоть палкой по воде.
– Э-эх, юморист!
Все-таки тетки волновались всерьез:
– Ну, может, сходить будет кто?
– Кому ваша дыра нужна! Люди в города, по делам едут. Вы ведь тоже, поди, в город собрались?
Тетки молча вглядывались в слепящую до слез гладь реки.
– Говорю вам. По рации сообщили, местов нет. Коробочка полна.
– Это он нарочно, – тихо ворчали меж собой бабки. – Небось, в своей будке прячет кого, а потом подсадит.
Дед улыбался своими пожелтевшими, но все еще крепкими зубами.
– Скажите спасибо, что пустил вас на пристань. Не положено ведь.
– Это почему же? – взъелись бабки.
– А потому! Не положено. Читайте, если грамотные.
Глянув краем глаза вывеску, давно выцветшую на солнце, бабки притихли.
– Сам читай, если такой умный. А мы народ темный и грамоте не обучены.
Старик покачал головой.
– Вот тогда сидите и помалкивайте. Пустили вас, как людей, а они же и обвинять тебя в своих бедах.
Тетки все понимали, но нервы их потихоньку сдавали. Ко всем бедам назойливые слепни донимали, пытаясь укусить в незащищенные ноги. Вдруг народ оживился. Кто-то заметил на горизонте маленькую белую точку. Разрезая крыльями гребешки волн, по искрящейся глади реки летела «Ракета». Еще несколько минут ожидания, и всем станет ясно: есть места или нет.
Старик грустными глазами посмотрел на пассажиров и вздохнул:
– Все. Можете по домам. Держит курс по фарватеру. А то бы свернула.
– Ты давай-ка, флажком-то помаши, – засуетились бабки. – Может, ей нужно знать, есть пассажиры или нету.
Старик уже сжимал в костлявых пальцах белый флажок.
– Да знаю. Учить вздумали. Курицы нещипаные.
– Это кто нещипаный! Да ты сам петух, без гребня!
Дед оскалился и рассмеялся беззлобным, хриплым смехом. Подойдя к краю берега, он сделал отмашку флажком. Через несколько секунд «Ракета» поравнялась с пристанью и сбавила ход.
– Здорово, Степаныч, – прозвенел в рупоре голос капитана. – Сегодня никого взять не смогу. Иду перегруженным. Всё забито. Студентов на практику везу. Бывай.
Двигатели заурчали, и «Ракета», набирая скорость, стала быстро удаляться от берега.
– Бывай, – вздохнул дежурный по пристани, стараясь не смотреть на пассажиров.
Толпившиеся на барже бабки с грустными лицами начали собирать свои вещи.
–В другой раз приходите. Послезавтра. На буднях-то места всегда есть, -уже повеселевшим голосом сказал Степаныч, провожая взглядом удаляющуюся «Ракету».
– Да уж придем. Готовь самовар, пердун старый! – рассмеялись тетки и потянулись по узенькому трапику, соединявшему баржу с песчаным берегом.
– Ну, народ. Это не так, то не этак. Сами вы, – но увидев перед собой двух молодых офицеров, старик осекся на полуслове. – А вам, ребята, чего?
Молодые лейтенантики в смущении переглянулись:
– Мы с точки. А обратно не на чем доехать. Да и домой мы. Отпуск у нас. Так и так ехать надо. Может, батя, у тебя пересидим? Переночуем на палубе. Мы, если что, и по хозяйству можем помочь.
Старик в нерешительности вертел белым флажком, не зная, куда приложить свои длинные, привыкшие к пеньковым канатам и веслам руки:
– Так ведь не положено.
Однако ласковое «батя» сделало свое дело.
– А, ладно. Только на барже не курить и не распивать, – при этом старик сглотнул накатившую слюну.
– Да за компанию, отец. За здоровье-то. По стопочке, – просияли ребята.
– А, Степаныч?
Услышав свое отчество, и не уразумев, откуда оно им известно, дед махнул рукой:
– Ну, тогда я, может, рыбки пожарю? Карасиков. Оголодали, небось.
Офицеры просияли и, как по команде, полезли в свои новенькие чемоданы за закуской.
В «Ракете» было душно и жарко. Окна, по распоряжению капитана, можно было открывать только во время стоянки, поэтому пассажиры шли на корму, глотнуть свежего воздуха и покурить. Когда дверь открывалась, в салон врывался резкий шум двигателей, работавших в полную мощность. На корме курили и молча смотрели на уже поднадоевшие однообразные берега. С одной стороны берега высокие, с другой – низкие. Получив очередную порцию свежего, еще наполненного утренней прохладой, воздуха, публика исчезала в глубине «Ракеты». Но больше ходили от безделья, разбив всю территорию на три пункта. Кресло, корма, туалет. Или наоборот. Кресло, туалет, корма. В любом случае, все возвращались обратно в кресло.
Добрая половина пассажиров, если не больше, были студенты худграфа, ехавшие на свою первую учебную практику – пленэр. Этюдники, зонтики, холсты, натянутые на рамы и увязанные в толстые пачки; огромные сумки, набитые чем попало, – все это с трудом разместилось среди кресел и мешало людям, снующим в проходе туда-сюда.
Где-то в уголке бренчала гитара, собрав своим мелодичным звоном почти всю женскую половину курса. В противоположном углу, уютно уединившись, сидели преподаватели. Вагин Николай Иванович и его старший коллега, Евгений Иванович Фентисов, он же ответственный за проведение пленэра. Для них это была не первая практика, поэтому ни шум, ни свободная одежда подопечных нисколько не волновали и не удивляли преподавателей. Привыкнув за долгие годы к веселой студенческой жизни и свободному от комплексов худграфовскому духу, они лишь изредка оборачивались на очередную реплику или недовольство в адрес ребят.
