Вот что я
делаю не так? Почему у меня всё через то место, на котором сидят? Три месяца
эту банду пас, ночами не спал, информаторы проверенные были. И всё это только я
мог бездарно профукать. В голове всплывают более крепкие и неприличные
выражения.
- Эй,
Потапыч, ты чего? – Напарник смотрит участливо. Знаю, что сейчас начнёт
убеждать меня, что я не мог предвидеть всего. Но его утешительные речи меня не
успокоят, и совесть мою не уймут.
Целая
деревня сгорела! Десятки жизней оборвались из-за тех выродков, а я только и
могу, что приехать и посмотреть на пепелище. Не дожал, не вытянул, где-то
прокололся, раз они заподозрили неладное. Одним словом, облажался.
- Мих, ну ты
же не гадалка, чтобы будущее предвидеть, - предпринимает ещё одну попытку
Руслан.
- Угу, -
отвечаю в своей манере, сворачивая на неприметную лесную дорогу. Зарево от
затухающего пожара до сих пор за пять километров видно.
Если бы не
труднодоступная местность и отсутствие средств связи у местного населения…
возможно, пожарные успели доехать, чтобы спасти хотя бы кого-то.
Когда мы с
Русом подъехали к небольшому поселению на двадцать домов, от него уже осталось
лишь пепелище. Деревянные срубы сгорели быстро, хороня в своём чреве жильцов.
Целые семьи! Старики, малые дети… никого эти сволочи не пощадили. Человеческие
жизни не значили ничего для тех мразей. Внутри такая ярость клокочет, что
окажись эти твари рядом, разорвал бы голыми руками. Деньги, деньги, деньги…
Всё ради
этих грёбаных цветных бумажек! Как мне жить теперь с этим? Как простить себя за
то, что не успел, не спас?
Смотрю на
обугленные остова домов, а в груди пожар не меньше. Моя работа подразумевает
некий цинизм и толстокожесть, но нет их. Не смог с годами выработать. Каждую
человеческую трагедию через себя пропускаю, каждую боль, как свою чувствую.
Бабка моя любила повторять, что негоже мне идти в профессии, где нужно жизни
человеческие спасать. Угроблю я себя – слишком уж мягкосердечный. И нет бы
послушать, но захотелось по отцовским стопам, чтобы не зря всё…
- Почему
кинологов не привезли? – Интересуюсь у начальника. Даже Самсонов лично приехал.
Как же! Вопиющий случай.
- А толку?
Они сказали, что пожар все запахи уничтожит. Бесполезно это. Собаки след не
возьмут. Лес почти до реки выгорел. Мы ведь и узнали о трагедии, потому что нам
рыбаки местные позвонили. Когда звонок в МЧС поступил, уже прибрежная зона
горела. Николаич со мной связался, уже когда на место приехал и увидел, что
здесь творится. Лес удалось потушить, но с левого края он до самой реки
выгорел. Ветер в ту сторону огонь гнал. А ведь по реке те твари и ушли.
Вертушка только завтра сможет окрестности прочесать. Всё рассчитали, гниды.
Молча слушаю
капитана, засунув руки в карманы. И тут неожиданно в тёмном лесу, подсвеченном
алым заревом пожара, улавливаю шорох. Срываюсь с места и несусь туда. Вдруг ещё
не успели сбежать? Не обращаю внимание даже на окрики сослуживцев. На ходу
пистолет из кобуры выхватываю и ныряю в тёмную чащу.
Замечаю,
метнувшуюся от меня тень.
- Стой!
Стой, а то стрелять буду!
Почти
нагоняю беглеца и тут понимаю, что это девка. С её головы падает платок,
зацепившись за ветку. Она несётся от меня, словно прыткая лань. Понимаю, что не
всех пожар сожрал. Выжила! Она теперь может стать свидетелем. Подхватываю
платок, запихивая за пазуху.
- Стой, я
тебя не трону! – уже другим тоном.
Но она летит
стрелой по направлению к небольшому озеру, что находится неподалёку. Выбегает
из-под сени деревьев и прямиком на лёд бросается. Морозы стукнули неделю назад.
Мало, опасно…
- Стой,
дурёха! Провалишься! Я тебе помочь хочу, - делаю осторожный шаг к кромке, пряча
пистолет. Если ледяная корка выдержала эту маленькую пташку, то под моим весом
точно провалится. – Иди сюда, милая. Не бойся, - говорю, как можно ласковее.
Луна
освещает место действия. Всё видно, почти как днём.
Девушка
смотрит на меня широко распахнутыми глазами. В них дикий ужас. Да, не внушает
моя внешность доверия. Амбал под два метра ростом, бородатый, с суровой мордой.
Не зря меня Медведем кличут. Похож. Даже мужики побаиваются, а тут эта пичужка.
- Я из
полиции. Защитить тебя хочу.
И тут раздаётся
громкий треск, девушка вскидывает руки и безмолвно уходит под лёд.
ВАШУ МАМАШУ!
Матерюсь, на
чём свет стоит, когда в озеро бросаюсь. Лёд подо мной сразу проламывается, а
стылая вода острыми зубами вгрызается в тело. Это девушку ненадёжная корка
выдержала – маленькая, почти, на первый взгляд, невесомая. Особенно по
сравнению с моим медвежьим весом. Внешность под стать имени.
Ледяная вода
моментально начинает сковывать тело. Судороги по рукам и ногам идут. Полынья
вроде и недалеко, но добраться до неё стоит неимоверных усилий. Молюсь, чтобы
подводных течений здесь не было. Вроде на озере их не должно быть. Тем более,
водоём небольшой. Но мало ли?..
А девушка
раз вынырнула, схватила ртом воздух и больше над поверхностью не появлялась.
Сколько уже прошло времени?
Добираюсь до
полыньи и ныряю. Шарю в кромешной темноте руками. Мне не приходится держаться
на плаву – вода лишь до подбородка достаёт, но этой девчонке выше макушки, да
ещё и напитавшиеся водой вещи ко дну тянут.
Сердце
заходится в бешеном ритме от холода и адреналина. Ещё нырок, и мне удаётся
что-то нащупать. От потери чувствительности не могу понять, что именно, но
сразу дёргаю на себя и достаю на поверхность практически окоченевшую девчонку.
Она судорожно ртом воздух хватает, кашляет и трясётся вся. Прижимаю её к себе и
с трудом бреду к берегу. Ледяная вода все силы выкачала.
Девчонка
сначала замирает, давая мне возможность нормально двигаться, а затем
трепыхаться начинает. И снова не издавая ни единого звука.
- Прекрати
немедленно! – Рычу сквозь зубы, потому что и челюсть от холода свело. Не
хочется девушку ещё больше пугать, но непроизвольно получается. Она снова
замирает и всхлипывает.
Выбираюсь на
берег, отдуваясь и кряхтя. Не пойму, кого трясёт сильнее; её или меня.
- И чего ты
на лёд полезла? – Накидываю на девчонку свою куртку, которую снял перед
заплывом и платок, который на бегу подобрал.
Она молчит и с диким, животным страхом смотрит на
меня. Неужели узнала?
