Глава 1. Пролог: Благословенный ребенок
Я открываю глаза и долго всматриваюсь в весеннее утреннее небо, проступающее сквозь решетку окна. Лучи восходящего солнца пробиваются в комнату, наполняя ее мягким розовато-золотистым светом. Снаружи доносятся звуки пробуждающегося квартала – скрип калитки, шаги прохожих, голоса торговцев. Шинмати, знаменитый квартал удовольствий в сердце Осаки, ожил после ночи, погрузившись в привычный ритм жизни, полной соблазнов и тайн.
Я перевожу взгляд на свое отражение в небольшом зеркале у изголовья. Ему уже не требуется множество слоев белил и ярких румян, чтобы оживить черты моего лица. Годы оставили на нем свой неизгладимый отпечаток – морщины обвили уголки глаз и губ, словно паутинки, а кожа утратила гладкость и приобрела оттенок старого пергамента. И все же в этом изможденном лице я вижу отблески былой красоты, некогда столь ценимой мужчинами.
Я была гейшей – одной из лучших в Шинмати и даже, смею сказать, во всей Осаке. Мое имя – Мико, что означает «красивый ребенок благословения». Так назвала меня мать, безутешная в своей нищете, но исполненная надежд. Видно, ей было дано пророчество о моей будущей жизни в роскоши и почете.
Я выросла в глухой деревушке на берегу реки в неделе пути от Осаки. Наше семейство принадлежало к низшим сословиям, тем, чье существование ограничивалось борьбой за пропитание. Отец целыми днями работал на рисовых полях знатного самурая, а мать пыталась свести концы с концами, мастеря для продажи рыбацкие сети. Я была младшей из троих детей и, судя по всему, последней каплей в чаше нашего семейного горя. Мы голодали, вынужденные довольствоваться скудными подачками феодала и временами прибегать к милостыне других крестьян.
Помню, как однажды ранним летним утром мать буквально вытолкнула меня за порог нашей хижины с наказом не возвращаться, пока не наберу побольше хвороста для очага. Я отправилась к опушке леса, радостно дыша свежим воздухом в предвкушении забавных детских игр. Но, собрав вязанку веток, я вдруг осознала, что солнце уже заметно выбралось из-за горизонта. Тревога сковала мое маленькое сердце, ведь добрую мать нельзя было надолго оставлять одну. С каждым шагом к дому душа будто становилась все тяжелее, а тропинка – все более тернистой. И вдруг впереди меня возник величественный всадник в богатых одеждах, преградивший мне путь. В руке он сжимал белую церемониальную веточку сакуры – символ высочайших достоинств.
– Приветствую вас, прекрасное дитя! – окликнул он меня звучным голосом. – Благословенна вы своей удивительной красотой. Ваше место не в этой захудалой деревушке, а в Шинмати, где ваша редкая диковинная прелесть будет оценена по достоинству.
Незнакомец оказался работорговцем, объезжавшим окрестности в поисках товара для лучших чайных домов Осаки. В обмен за меня он предложил отцу довольно приличную сумму денег, хватившую на то, чтобы расплатиться с долгами и прожить безбедно пару лет. После томительной ночи размышлений, семья приняла решение принять предложение и отдать девятилетнюю меня на заклание. Я не понимала всего происходящего, но меня тревожило тяжелое молчание родителей и деланное спокойствие старших братьев.
Так я покинула родные края и впервые оказалась в Осаке – великом городе контрастов, утопавшем в роскоши и омытом нечистотами. Работорговец передал меня в распоряжение окайя – своеобразной школы-интерната, где воспитывали юных девушек на потеху богатым гостям чайных домов. Так началась моя поистине невероятная жизнь.
Глава 2. Детство в нищете
Спустя годы воспоминания о раннем детстве кажутся мне смутными, окутанными дымкой безмятежного неведения. Однако некоторые эпизоды того времени запечатлелись в моей памяти с невероятной четкостью, будто вчерашний день. Меня всегда интересовало, как устроен мир – видимый и, в особенности, невидимый. По всей вероятности, именно это жгучее любопытство и является тем ключом, который открывает тайну моей судьбы.
Моя родная деревня, носившая незамысловатое название Цубаки, располагалась в живописной долине, окруженной пышными лесами и пологими холмами. Невдалеке протекала речушка с прозрачной водой удивительного зеленовато-голубого оттенка. В ясные деньки ее можно было наблюдать с возвышенности, где стояла наша хижина. Ничего не стоило дойти до берега, умыться студеной водицей и попытаться поймать ртом стремительно проносящиеся мимо веселые струйки.
В те времена безоблачного младенчества я не догадывалась о тяготах, обрушившихся на наше семейство. Отец целыми днями работал на рисовых полях, принадлежавших аристократу – ближайшему к нашей деревне даймё1. Урожай поступал в господские амбары, а батюшка получал лишь скудное вознаграждение в виде минимальной доли обработанного зерна. Этого нам никогда не хватало, и мы жили впроголодь, дополняя свой рацион ягодами, кореньями и речной рыбой. У матушки не было ни гроша за душой, и она изнуряла себя сверхурочным трудом, штопая одежду для рыбаков и делая для них сети, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
Старшие братья, Тару и Таку, по большей части пропадали в поле, помогая отцу. Лишь изредка я видела, как они возвращаются домой при свете восходящей луны, покрытые пылью и потом. Братья никогда не жаловались на тяжелую работу, но я замечала, как они поникали духом, когда заходила речь о будущем семьи. В эти моменты их грубоватые лица делались мрачнее тучи.
Один лишь отец не утрачивал оптимизма. Уставая от изнурительных трудов, он неизменно сохранял добродушную искреннюю улыбку и порой весело подтрунивал над нашей бедностью. «Не беда, что в кошельке пусто, зато душа богата!» – шутил он, растрепав мои непослушные косички. С неизменным жизнелюбием отец оберегал мирное детское счастье, заслоняя меня от горьких невзгод.
Наша ветхая хижина, сложенная из грубых деревянных брусьев и прогнивших бамбуковых циновок, никак не способствовала уюту семейному гнездышку. Однако я не ведала, что бывают дома поприличнее, и была вполне довольна убогим пристанищем, в котором меня окружала сплоченная любящая семья. Запахи старого дерева, дыма от очага и пота моих родных казались мне самыми прекрасными на свете ароматами. В этом тесном шалаше каждый вечер мы усаживались вокруг пылающей жарко печки и согревались её живительным теплом. Порой матушка доставала из закромов остатки риса, и мы наслаждались роскошным угощением в уютном семейном кругу.
По воскресеньям мы всей семьёй отправлялись к реке на рыбалку. Родители раскидывали огромные сети, а я резвилась на берегу, удивляясь разноцветным камушкам под прозрачной водой. В те мгновения ни о какой бедности не могло быть и речи – мы были самыми счастливыми и богатыми людьми на свете!
