В большом доме жил Хомятка. Целыми днями бродил он по этажам, заходил в комнаты, наполненные невиданными диковинами, смотрел и удивлялся. Он никогда не покидал дома и даже не знал, есть ли из него выход. Хомятка прилетел сюда на самолётике настолько маленьком, что тот пролез в открытую форточку. Однако, как он попал в самолёт, откуда летел и чем он там занимался, Хомятка, как ни силился, вспомнить не мог.
Верхний этаж этого необычного дома никак не сообщался с остальными. Там, среди скудной мебели, ничего не ведая о происходящем внизу, двое вели долгий разговор. Начался он давно и совершенно случайно.
– Ты когда-нибудь слышал, – сказала она, – такое стихотворение:
Когда Изольда, изо льда
Воздвигнув странные скульптуры,
Задумалась о смыслах бытия…
– Изольда изо льда? – прервал он.
– Скульптуры изо льда, – поправила она.
Но слово произнесённое оказалось материально, и в тот же миг в одной из бесчисленных комнат на нижних этажах дома возникла Изольда, прекрасная и неподвижная в своей ледяной наготе, окружённая причудливыми, пугающе холодными скульптурами.
А разговор продолжался.
– Погоди, ты не дослушал, там ещё есть:
Когда отправленные письма
Отравленными стали вдруг,
Когда пушистая, как вьюга,
Из леса рыжая зверюга
На поле вышла в час полночный…
– А дальше?
– Дальше?
– Да. Если есть «когда», должно быть и «тогда».
– Возможно. Я не помню. Только эти три строфы…
– Давай тогда придумаем продолжение сами.
Так началась их словесная игра, своеобразный пинг-понг, в котором каждый пытался переоригинальничать другого, и остановиться они уже не могли. Любая метафора, удачная или не очень, тут же воплощалась внизу.
Месяц за месяцем, порождая сущности, продолжалась игра, прерываемая лишь ежедневным чаепитием. В одну из таких пауз, заметив, что он уплетает печенье, не дождавшись, пока вскипит чайник, она спросила: «Как ты думаешь, что такое „сухомятка“?»
– Ну, хомятка – это небольшой зверёк, – ответил он.
– А «су-»?
– Самолёт, наверное.
Так появился Хомятка. Возможно, потому, что создан он был во время перерыва в игре, Хомятка обладал большей свободой, нежели остальные диковины, и мог перемещаться по дому. Выйдя из комнаты, где пылился не работающий более самолётик, пройдя по стеночке коридор стремглавного стремени, Хомятка попадал в помещение, где кактус пиковой масти, как туз нацепивший картуз, гордо рос в своей кадке. Оттуда вели три пути: к задумчивой ледяной Изольде, в чулан лани и на лестницу, где перила скрипели и пели. Наверху, сидя на заваринке – скамейке из чайных листьев, одержимый почтальон ставил штемпель за штемпелем на отравленные письма, а окна круглой комнаты все выходили на восток. Внизу весёлое вино кипело в бурдюках, и алела лампочка заката в маленькой глухой каморке.
И всюду – лестницы, переходы, виражи, ведущие из фантазии в мистерию, из мистерии в кошмар. Не зная, что он творение той же фантазии, бродил Хомятка по дому, словно по снам безумца, и сам всё чаще ощущал себя слегка безумным.
Когда впечатлений становилось слишком много, чтобы их усвоил разум, Хомятка приходил в комнату Изольды и сидел среди её безмолвных скульптур, странно умиротворявших его. В один из таких дней в душе Хомятки зародилась смутная тоска по родному дому, совершенно не фантастическому, дому, где живут такие же хомятки, как он, дому, которого он никогда не видел и которого у него, на самом деле, никогда и не было. Однажды зародившись, эта мысль постоянно напоминала о себе тихим зудом и постепенно превратилась в навязчивую идею, и теперь Хомятка плутал по коридорам лишь в поисках выхода, но не находил его.
А игра на верхнем этаже всё длилась. Подачу за подачей отправляли двое друг другу, и каждая фраза начиналась со слова «когда», и каждая порождала сущность внизу.
Когда в доме стало тесно, он начал трансформироваться. Пространство искажалось и обрастало измерениями – там, где раньше была одна комната, теперь умещалась целая их анфилада.
«Когда» следовало за «когда», в основном в стихах, но порой и в прозе. Мастерство игроков росло, и сущности всё усложнялись, однако никому из двоих не удавалось настолько превзойти другого, чтобы наконец выкрикнуть финальное «тогда». Игра стала бесконечной.
В лабиринте смыслов блуждал тоскующий Хомятка, а по ночам глядел в окно. Каждую полночь из близлежащего леса выходила рыжая зверюга и печально смотрела в ответ…
