Счастье или несчастье человека в основном является делом его собственных рук.
Джон Локк
Влюбилась в него Рита с первого взгляда – да и могла ли она в него не влюбиться?
Конечно, ей было прекрасно понятно, что сохнет по нему, своему однокашнику, учившемуся на курс старше, Гоше, не только она одна.
Но и что с того?
И тот факт, что у Гоши, высокого спортивного шатена с обаятельной улыбкой и волшебными зелеными глазами, есть подружка, причем официальная, едва ли даже не невеста, эта насквозь вульгарная, но такая сногсшибательная Эльвира, Риту не волновал.
Ненавидя эту самую Эльвиру Князь (аристократическая фамилия и имя голливудской кинозвезды у рабоче-крестьянской девицы!), отец которой был директором крытого рынка, Рита тайно завидовала ей – еще бы, ведь помимо могущественного предка, по слухам тесно связанного с криминальным миром, шикарной двухуровневой квартиры в центре города, а также кучи импортных шмоток и самых что ни на есть настоящих сверкающих цацек, она обладала тем, чего были лишены все остальные воздыхательницы – правом называться подругой Гоши Барковского.
Рита прекрасно понимала, почему Гоша остановил свой выбор на Эльвире, а не на ней или любой другой девице с их юридического факультета. Помимо физической привлекательности, Гоша располагал мозгами и, судя по всему, был парнем весьма расчетливым. Его собственный отец, известный в городе адвокат, наверняка поощрял дружбу сына с дочерью владельца рынка.
А кем были ее, Ритины, родители? Отец и мать – врачи, причем не какие-то главные в больницах-поликлиниках или хотя бы заведующие отделением, тем более, не важняки из областных медицинских структур и уж точно не владельцы частных клиник красоты или чего-то в этом роде, а вполне обыкновенные: папа – педиатр, мама – участковый терапевт.
Да и внешностью – и это Рите было также хорошо известно – она взять Гошу тоже не могла. Да, рост у нее модельный, однако сходство с королевами подиумов этим и ограничивалось. Свои длинные рыжие волосы Рита ненавидела, веснушек стеснялась и пыталась их вывести при помощи разнообразных народных средств, а про фигуру и говорить нечего – «кожа да кости», бывало, вздыхала, глядя на нее, ныне покойная бабушка.
Что еще ужаснее, она не могла похвастаться таким огромным фронтоном, каковой выпирал из вечно слишком узкого декольте Эльвиры: Рита уже смирилась с тем, что грудь у нее небольшая, по ее собственным понятиям даже крошечная, и самым сокровенным ее желанием в последнее время было разбогатеть и…
И вставить импланты! А если найдутся деньги, то и изменить коренным образом внешность, радикально поменять стиль и, сделавшись роковой соблазнительной блондинкой или, на худой конец, брюнеткой, причем непременно с грудью более чем заметной и ощутимой, перешагнуть через упавшую от зависти в обморок Эльвиры, приблизиться к онемевшему от восторга объекту своих мечтаний, взять его лицо в свои руки и впиться в губы столь пленительным и нескончаемо долгим поцелуем, чтобы потом…
– Приветик, малышка! – раздался низкий мужской голос, вырвавший Риту из сладостных мечтаний во время перерыва между парами.
Девушка, примостившаяся около подоконника и жевавшая пирожок из университетской столовки, вздрогнула, подняла глаза в ужасе, потому что узнала голос и увидела перед собой тот самый объект своих желаний, Гошу Барковского.
О, если бы это была сцена из ее великолепного и столь прекрасного будущего! Она бы не растерялась, одарила его чарующей улыбкой или, наоборот, излучая арктический холод, выдала колкую фразу, или…
Однако была она сейчас не в будущем, а в настоящем, причем далеко не великолепном и отнюдь не прекрасном, а весьма жалком, и все это было не сценой из слезливого фильма или мелодраматического романчика, а эпизодом из суровой реальности.
Посему, вопреки законам сентиментального жанра, Рита вздрогнула и зашлась в кашле, потому что от неожиданности судорожно проглотила еще толком не прожеванный кусок пирожка, который, как и все печености в университетской столовке, был клейким и потому застрял у нее в горле.
Натужно кашляя, Рита пыхтела, а озабоченный Гоша, с недоумением глядя на нее, произнес:
– С тобой все в порядке?
Было ли с ней все в порядке? Объект ее мечтаний, принц на белом коне, точнее, сын известного адвоката на черном джипе, до сих пор ее не замечавший, вдруг сам подошел к ней и сказал: «Приветик, малышка!»
А она, как дура, с куском пирожка, приклеившегося к гортани, не может вымолвить ни слова!
Рита замотала головой, сигнализируя, что все, мол, в порядке, и краем глаза заметив, что на другом конце коридора появилась сопровождаемая своей свитой принцесса Эльвира. И это значит, что она скоро окажется здесь, заграбастает своими когтистыми лапками Гошу – и все, Ритин разговор с ним закончится, так и не успев начаться.
– Ну, я, знаешь, по какому поводу хотел бы с тобой поговорить… – начал молодой человек.
Рита мотнула головой, с облегчением чувствуя, что кусок пирожка наконец-то проскользнул вниз, открыла рот, чтобы произнести нечто ужасно умное и крайне интригующе, хотя еще понятия не имела, что именно, и вдруг громко, на весь коридор, икнула.
– Гошик! – раздался певучий голосок Эльвиры, возникшей рядом с женихом, чтобы взять его под локоток. – Вот ты где! А я-то обыскалась!
В этот момент Рита, покрасневшая до корней волос и знающая, что выглядит она ужасно, потому что щеки у нее налились багрянцем, а уши запылали, будто раскаленные в духовке, снова икнула, на этот раз еще громче, чем в первый раз.
– Ты с ишаками общаешься! – ввернула Эльвира, целуя Гошу в щеку. – Только зачем они тебе?
Рита, готовая отдать все на свете, чтобы икота прошла, опять икнула, хотя и пыталась любыми путями воспрепятствовать этому.
Не вышло.
Придворная камарилья Эльвиры, расфуфыренные девицы, хамски захохотали, а Рита, чувствуя, что надо что-то предпринять, уже изобрела ответную фразочку, махнула рукой…
И оранжевая начинка пирожка, тертая морковь, полетела на дорогущий белоснежный мех, которым был оторочен капюшон приталенной кожаной курточки Эльвиры.
Та, гневно сверкнув глазами, завопила:
– Это даже не ишаки, а шимпанзе! К нам приехал бродячий цирк-шапито!
Рита снова громко икнула.
В общем, это было ужасно, и на лекции в тот день Рита больше не пошла – сбежала сначала из коридора в туалет, заперлась в кабинке и, игнорируя громкий стук в дверцу с другой стороны, дождалась, чтобы ее оставили в покое. Потом вышла из туалета и, воровато оглядываясь, быстро покинула здание юридического факультета.
То ли от стресса, то ли сама по себе, но икота прошла столь же внезапно, как и началась. Выбежав из дверей юрфака, Рита устремилась в близлежащий парк, откуда вышла на набережную, тянущуюся вдоль могучей реки, разделяющей город на две части.
