Ствол самоходки был неправдоподобно длинный и чудовищно ржавый. Ржавый настолько, что от него отслаивались лохмотья, словно слезала кора с одряхлевшего дерева.
Все здесь было старое и ржавое. И остатки железных свай пирса, что когда-то пытался впиться в море корявым гвоздем, и торчащий вдалеке из-под воды продырявленный борт наполовину затонувшего танкера, и эта нелепая самоходка, что, по какому-то неясному порыву, решила окунуть свои замшелые гусеницы в соленые морские воды.
Море не принимало чуждое ему железо. Оно медленно, но с нескрываемой неприязнью грызло его и с отвращением сплевывало куски ржавых струпьев. Здесь, в теплых водах, под бесконечно ласковым солнцем, железу не было места…
Смуглому худощавому мальчишке, что ловко вскарабкался на шершавую броню, было плевать на ржавчину. Он был сух и легок, как тот песок, что носит южный ветер над дюнами.
Мальчишка, легко и ловко балансируя, прошел от башни по стволу, и его пестрые шорты трепыхались на ветру, как парус. На миг он завис над густой, словно лазурная краска, водой и, изогнулся, раскинув руки в стороны – и прыгнул.
– Ие-ху! – звонко прозвучало в воздухе, прежде, чем раздался хлесткий всплеск.
Толстая чайка, сидевшая на откинутой крышке люка механика-водителя, тяжело оторвалась от рыжей поверхности и пошла вдоль берега, низко над водой, как старый усталый торпедоносец.
Мальчишка вынырнул, с удовольствием отфыркиваясь, от души колотя воду руками и ногами, и во всю глотку высоким голосом распевал старую солдатскую песню сомнительного содержания:
Морская пехота,
На берег охота!
Девчонкам работа:
Спасайте пехоту!
Агнесса сидела на песке, наблюдая за сорванцом в облаке брызг и пены, и тихо посмеивалась. Она-то хорошо знала эту песенку. Песенка, признаться, была еще та! Только вот откуда ее мог знать этот малец, которого и на свете-то не было, когда еще живы были те, кто мог бы ее спеть?…
Агнесса с удовольствием ловила лучи полуденного солнца. Она не боялась сгореть на солнцепеке. Здесь, в этом некогда роскошном курортном раю, никогда не сгорают. Таковы особенности местного солнца и целебной атмосферы планеты…
Мальчишка выпрыгнул из воды на берег, словно дельфин, решивший свести счеты с жизнью. Однако, в отличие от дельфина, он живо вскочил на задние конечности и бросился к сложенной неподалеку одежде, косясь на Агнессу. Та подмигнула мальчонке, и парень тут же выпрямился и принял независимую позу – теперь он был настоящий десятилетний мачо, со знанием дела осматривающий подвернувшуюся красотку.
– Как вода, Трико? – поинтересовалась Агнесса.
– Газированная, – немедленно отозвался мальчишка и скривил противную мину, – С сиропом!
После чего схватил свои вещи и сразу же уставился в поднятый карманный «тетрис». Так, не отрываясь от игры, он направился к полуразрушенному бетонному волнорезу, что, скромно торчал из воды неподалеку. Агнесса рассмеялась, и легкой походкой отправилась следом.
Она шла по выщербленному бетону, который был почти вровень с водой и редкие волны щекотали ее босые ноги – туфли она несла в руках. Это было приятно и удивительно – словно идешь по воде, как тот человек из святой книги…
Теперь она сидела на конце волнореза, свесив ноги в трепещущую воду. Рядом, совершенно не обращая на нее внимания, занимался собственными этот сорванец, одетый теперь по извечной южной моде – грязные брезентовые штаны и штопанная цветастая рубашка. Дела его состояли в перебирании и сортировке длинных металлических цилиндров, позеленевших от воды и старости. Он складывал их в замысловатые фигурки, пирамидки и стопочки, а, сложив, уверенным движением пальца разбивал и слушал дребезжащий звон, раскатывающийся по красному бетону.
Бетон здесь всегда был красный. Можно было считать это красивым. Можно даже гордиться – у нас, мол, в отличие от всех прочих в окрестных системах, бетон красный – яркий, красивый и радующий глаз! А еще можно было бы похвастаться сочно-бурым песком прибрежных дюн и охряной окраской пыли, что извечно и всенепременно висит над горизонтом – в любую погоду.
Но что – пыль, неприятная пронырливая и всепроникающая, норовящая с приходом северного ветра окрасить в цвета «хаки» дома, одежду, или, чего доброго – ужин? Всегда можно покинуть полупустые городские улицы, пройти через заброшенный грузовой терминал вдоль длинных складских зданий, в которых уже давно ничего не хранится, и выйти к старому причалу.
…И что страшного в том, что дорогу вдруг перегородит непонятно откуда выскочивший человек, одетый грязно и дико – в тяжелую брезентовую куртку, в разноцветные резиновые сапоги, нахлобучивший строительную каску с фонариком. Он будет, усиленно жестикулируя и морщась лицом, суетливо перебегать от одной стены к другой, припадать к земле и подползать к дороге, по которой идет Агнесса. Он сжимает в руках обрезок водопроводной трубы, как будто это какое-то оружие.
Он садится спиной к стене, ладонью поправляя каску, будто готовясь к атаке.
Агнесса приближается. Как обычно.
Человек выскакивает ей наперерез из-за стены и с угрожающим криком наставляет на нее трубу…
Агнесса останавливается, а с ней – и тот самый мальчишка, любитель прыжков в воду, стоит, не поднимая головы.
– Чико, я сдаюсь, сдаюсь… – говорит ему Агнесса, показывая поднятые на уровень плеч ладони.
Чико, неприятно, словно жуя собственный язык, мрачно бормочет, тыча пальцем в землю перед собой.
– Здесь не ходить! Я охраняю! Здесь не ходить! И здесь. И туда! Там!
– Хорошо, хорошо, – как всегда, спокойно говорит Агнесса, – Ты охраняй, а я пройду, не буду тебе мешать, охраняй.
И вдруг останавливается, будто озаренная внезапной мыслью.
– А ты можешь охранять ту вышку, например? – спрашивает она, и поднимает руку.
Чико озадаченно смотрит туда, куда указывает Агнесса. Невдалеке выситься громадная старая башня космической связи, с клочьями проводов, с торчащей попрек антенной. На антенне ветер играет желтым флажком, так высоко, что невозможно представить – кто же его туда смог повесить.
– Нет! – говорит Чико. – Нет! Там злое место, я не пойду туда, там мне очень страшно. Там много призраков. A все призраки сумасшедшие.
Агнесса пожимает плечами и проходит, уводя за собой мальчика, аккуратно поднимая красную ленту, которой Чико перегородил улицу…
А над городом весело трепещет желтый флаг с маленькими звонкими бубенцами.
