Сумерки медленно спускались на густой таёжный лес. Горстка ратников с угрюмыми лицами не спеша двигалась по узкой, едва заметной тропке, то и дело огибающей вековые деревья и буреломы. Под ногами их хлюпала болотистая почва, густо покрытая где белым, где синеватым мхом. Меж деревьев часто попадались высокие муравейники. Воздух был наполнен звенящей мошкарой, тучами налетавшей на несчастных путников. Во главе отряда шёл немолодой статный мужчина с лицом, покрытым шрамами и морщинами. На теле его звенела тяжёлая кольчуга, голову закрывал стальной островерхий шлем. В облике опытного воителя чувствовалась властность, привычка повелевать чем-то большим, чем десяток уставших, замученных ратников. Так оно и было: бывший сотник Артемий Кожедуб успел немало повоевать во славу царя Ивана, которого так боялись и по-своему уважали русские люди…
Правда, страх этот был вызван, увы, не ратными подвигами государя. Суров был царь со своими подданными, видел крамолу везде, где она есть. Да и где нет – видел тоже. Так вышло со старшим братом Артемия. Сболтнул лишнего, сидя в царском кабаке. Мол, народ мельчает, гибнет Русь-матушка, одни бояре как сыр в масле катаются. Услышали пьяные речи недобрые люди, тут же написали на него донос. Дальше – допрос, пытки и кровавая расправа. Самому сотнику ещё повезло – лишили чина да отослали с особым приказом, подальше от Москвы. И слава Богу, думал Артемий. Останься он в столице, непременно лишился бы головы.
Чай, недругов при дворе осталось немало. Многим не по душе был грубоватый, но прямой и честный вояка, не боявшийся ни бога, ни чёрта, ни льстивых царедворцев. Не боялся Артемий и нынешнего своего начальника – крикливого боярина, которого ему велено было сопроводить до града Чердыни, затерянного в далёких северных лесах.
Боярин Иван Колесников едва перебирал ногами, путаясь в полах тяжёлой меховой шубы. Он проклинал всё на свете: дремучий лес, тяжёлую дорогу, тучами налетающий гнус, мрачных ратников, идущих рядом с ним… Пуще всего – чёртову лодку, налетевшую на камень и пробившую днище. Плыл бы сейчас по реке и горя не знал! А втихомолку, про себя ругал ещё и самого государя, с его неожиданным заданием. Дался же царю князь Михаил с этой Чердынью! Всё ведь спокойно, ясак всегда посылает в срок, солдат, денег – не просит. Хотя непонятно, как вообще выживает в этой глуши с малой дружиной. Мудрено уцелеть в окружении грозных вогулов[1], способных неожиданно выскочить из тёмной чащи и в считанные минуты оставить от укреплённого городища один пепел.
Наслышан был боярин этих историй. Про то, как внезапно тишину леса нарушает дикий вой вогульских стрел, несколько мгновений – и часовые уже лежат, обливаясь кровью. Не успели защитники одеть кольчуги, вогулы уже везде, быстрые и ловкие как рыси, с рёвом и визгом налетающие на ошалевших воинов.
Расстреливают в упор из луков, разят копьями, обезоруженные зубами вцепляются в противника, убивая даже ценой своей жизни. Не щадят никого, оставляют лишь мёртвое пепелище. Дивиться тут нечему, для лесных воинов русские – убийцы, захватчики, с которыми нельзя договориться. Оно и верно, пытаясь откупиться, вогулы показали невиданные богатства – дорогие меха, так ценимые как при дворе, так и за границей. И теперь ничто уже русских не остановит, будут приходить снова и снова, пока не выжмут всё из лесного народа. „Ну да пусть их, хоть бы вовсе сгинули, звери лесные!“ – думал боярин. Своя участь беспокоила его куда больше.
А беспокоиться было о чём. Что это за задание такое? Отвезти князю Михаилу царские грамоты и награду за верную службу. А негласно узнать, как живёт князь, в каких отношениях с местным народцем. Не ворует ли чрезмерно? Не утаивает ли ясак? Усерден ли в распространении веры православной? Не думает ли накопить сил да отпасть от Москвы, предать государя? Вроде и ясно всё, и дело важное. А всё же, что это за поручение? Честь или опала для него, Ивана?
Скорее – опала, думал боярин. Ведь прочие слуги государевы остались шутить да пировать за царским столом, а он стаптывает сапоги в этих богом забытых лесах… При мысли о Москве, о доме, боярин скривился, как от зубной боли. Вернётся, надо любой ценой выслужиться, вернуть расположение государя, а иначе и жить незачем. Ох, посмотрит он житьё-бытьё Михаила-князя. Непременно найдёт, в чём тот царю изменяет. А не найдёт – придумает. Напишет донос, расскажет во всех подробностях. Вот тогда, глядишь и пожалует его царь-батюшка, золотишка подарит, сёла с тихим, работящим народом. Да и в лес, глядишь, других вместо него посылать будет… О том, что станет при этом с князем Михаилом, боярин не думал.
– Скоро уже привал, служивые? – В который раз заорал Иван, заставив ратников вздрогнуть – всех, кроме сотника.
– Погоди, боярин, скоро уже – отвечал тот. – Дай полянку найти, не в кустах же ночевать.
– У, чтоб вас черти забрали, окаянные! – прорычал боярин, направляясь дальше.
Сотник сплюнул, сдержав на языке злой ответ. „Погоди“ – думал он. „Дойдём до Чердыни, а там уйду, поминай как звали. Ну вас к бесу с вашим царём! Поселюсь в любой деревеньке, хату поставлю. Слава богу, денег скопил малость за годы службы, прожить хватит. Девку себе найду, детишки будут…“ Губы сами расплылись в улыбке от этих мыслей. Тихо встретить старость среди любимой семьи да добрых людей – что ещё надо? Без дураков-бояр, без начальства, без страха перед царём-самодуром. Потерпеть всего ничего. Завтра, глядишь, уже в Чердыни будут. Да, правда – пора на привал, не в темноте же ковылять. А то можно и на шальных вогулов нарваться – никогда не знаешь, что у них на уме. Увидят вооружённых ратников в темнот, расстреляют с перепугу. И прощай, мечта о вольной жизни…
Небо затянуло тёмными тучами. Вдалеке сверкнула первая молния – начиналась гроза. Внезапно тонкий слух сотника уловил странный звук. Сперва он был похож на далёкие раскаты грома, но не прекращался, был ритмичным. Вскоре его услышали и остальные, стали тревожно переглядываться. Бывалые воины быстро поняли, что звук похож на топот конских копыт, в голове у многих промелькнули образы татарской конницы… Но откуда ей взяться в глухом лесу? По этим буреломам пешие едва могли пробраться, а у конных не было шансов. К тому же, сотник заметил, что топот слышится как будто с неба, где уж точно коням неоткуда было взяться. Что за странный морок?! Звук вскоре оборвался так же внезапно, как появился. Ратники продолжали путь, тревожно оглядываясь. Каждому приходили в голову страшные мысли о колдунах, леших, дивах и прочей нечисти, которая по слухам населяла здешние леса. Не по себе было людям в далёкой от родных мест северной тайге. Густая тёмная чаща, тучи комаров, странные звуки дикой природы – всё было непривычным и пугающим. Уханье филина нередко заставляло их вздрагивать и замирать на месте. Виданное ли дело, то слышалось, будто собака лает, то плачь ребёнка. А то и дикий хохот заставлял испуганных мужиков хвататься за нательные кресты. А крики дятла? Знакомое постукивание то и дело сменялось душераздирающим воплем, от которого прошибал холодный пот и рука сама собой тянулась к оружию.
