Действие пьесы начинается сразу же после смерти принца Гамлета.
Зала в замке Кронберг.
На авансцене, склонившись над телом Гамлета, застыл Горацио. В глубине зала теснятся придворные, в испуге отступив от центра сцены, где лежат тела Клавдия, Гертруды и Лаэрта.
За сценой – медленно приближающийся барабанный бой.
Горацио (тихо, без выражения): Спи, милый принц…
Входят Фортинбрас, английские послы, свита. Барабанный бой обрывается.
Фортинбрас
Где это зрелище?
Горацио
Что ищет взор ваш?
Коль скорбь иль изумленье, – вы нашли.
Фортинбрас
Вся эта кровь кричит о бойне. – Смерть!
О, что за пир подземный ты готовишь,
Надменная, что стольких сильных мира
Сразила разом?
Первый посол
Этот вид зловещ;
И английские вести опоздали;
Бесчувствен слух того, кто должен был
Услышать, что приказ его исполнен,
Что Розенкранц и Гильденстерн мертвы.
Чьих уст нам ждать признательность?
Горацио
Не этих,
Когда б они благодарить могли;
Он никогда не требовал их казни.
Но так как прямо на кровавый суд
Вам из похода в Польшу, вам – из Англии
Пришлось поспеть,
То я скажу незнающему свету,
Как все произошло; то будет повесть
Бесчеловечных и кровавых дел,
Случайных кар, негаданных убийств,
Смертей, в нужде подстроенных лукавством,
И, наконец, коварных козней, павших
На головы зачинщиков. Все это
Я изложу вам.
Фортинбрас
Поспешим услышать…
Пусть Гамлета поднимут на помост,
Как воина, четыре капитана…
Четыре офицера поднимают тело Гамлета и медленно выносят его из залы.
Будь призван он, пример бы он явил
Высокоцарственный; и в час отхода
Пусть музыка и бранные обряды
Гремят о нем. –
Возьмите прочь тела. – Подобный вид
Пристоен в поле, здесь он тяготит. –
Войскам открыть пальбу.
Постепенно удаляющиеся крики за сценой: «Открыть пальбу!» Фортинбрас и его свита уходят. За ними, испуганно оглядываясь и тесня друг друга, уходят придворные. На сцене остается один Горацио.
Далекие пушечные выстрелы.
Вбегает Марцелл.
Марцелл: Что? Принц?
Горацио: Да, Марцелл.
Марцелл: Не может быть!
Горацио: И, однако же, есть. (Тихо, в никуда). Как же здесь жарко…
Марцелл: Мать честная… Принц.… Да как же так? (Озираясь, замечает еще не убранные тела короля, королевы и Лаэрта, попятившись). Боже милостивый!.. (Озираясь). Здесь? Здесь?
Горацио: На этом самом месте.
Марцелл: Как могло такое случиться?
Входит Бернардо.
Бернардо: Я только что узнал… (Видит тела). Господи Боже!…Что здесь произошло?
Горацио: Развязка.
Бернардо: Что? Развязка? Это слово мне ничего не говорит.
Марцелл: А мне так и подавно.
Горацио: И тем не менее. Завязанное развязалось.
Бернардо: О, черт!… Черт… Хотел бы я взглянуть на того, кто все это завязал так, что понадобилась этакая развязка… Вот его шпага. (Поднимает шпагу Гамлета). Может, он еще жив? (С надеждой смотрит на Горацио).
Короткая пауза.
Ах, черт… Черт! Черт!.. Я прямо как чувствовал. Черт!
Вошедшие солдаты поднимают и уносят тела Клавдия, Гертруды и Лаэрта. Пауза.
Марцелл: Что за ужасное стечение обстоятельств! Как будто само небо ополчилось на Данию… Нет, вы только послушайте, что получается… Сначала старый король, потом Полоний, а теперь вот наш принц, король, королева, Лаэрт… (Считает, загибая пальцы). Шесть человек! А? И каких!
Бернардо: Прибавь сюда еще сестру Лаэрта, так выйдут все семь.
Марцелл: Эта математика мне не по вкусу.
Горацио: Она покажется вам еще более безвкусной, если вы добавите сюда еще Гильденстерна и Розенкранца.
Марцелл: Как? Розенкранц и Гильденстерн мертвы?
Горацио: И очень основательно. Британец отрубил им головы.
Марцелл (Бернардо): Ты слышал? (Горацио). Нет, это, верно, какая-то ошибка.
Горацио: Или, скорее, ее исправление. Если считать жизнь ошибкой, то смерть, конечно, ее исправление.
Бернардо: Скажите это нашему принцу. (Садится).
Горацио: Непременно. Как только свидимся. (Садится рядом с Бернардо).
С шумом входят Корнелий, Вольтиманд, Первый дворянин, Второй дворянин.
Корнелий: Вы слышали уже? Где это случилось?
Марцелл: Если вы о несчастии, то как раз там, где вы стоите. Здесь.
Корнелий: Здесь?
Марцелл: На этом самом месте.
Корнелий: Не могу поверить!
Вольтиманд: Кто-нибудь знает подробности?
Горацио: Небо.
Вольтиманд: Я не вас спрашиваю.
Горацио: Так я и не вам отвечаю.
Вольтиманд: Что это за тон, господин Горацио?
Горацио: А что это за вопрос, господин Вольтиманд?
Корнелий: Господа, господа, прошу вас… (Горацио). Мы знаем, что вы были друзьями с покойным принцем. Поэтому примите от нас самое глубокое сочувствие и уверения в том, что и для нас эта потеря невосполнима. Так же, как и потеря остальных. Все произошло так неожиданно, что еще не успело уложиться ни в голове, ни в сердце.
Вольтиманд: Я только спросил о подробностях.
Первый дворянин: По правде говоря, какое это теперь может иметь значение, Вольтиманд? Что произошло, то произошло.
Второй дворянин: Вот именно. Лучше скажите, что теперь будет со всеми нами? Кто станет править датским кораблем? Прокладывать курс? Подгонять матросов? Неужели молодой Фортинбрас?
Корнелий: У вас, наверное, есть какие-то другие предложения?
Второй дворянин: Дело не в этом, господин Корнелий. Но, как и всякий среди вас, я бы хотел знать, – откуда он свалился нам на голову? Если уж я служу королю, то, по крайней мере, хочу быть уверен в том, что он действительно король и снаружи, и внутри, а не какой-нибудь самозванец с большой дороги. А то, знаете ли, так недалеко и до смуты.
Корнелий: Могу назвать вам, по крайней мере, три причины, благодаря которым молодой Фортинбрас станет королем.
Второй дворянин: Послушаем.
Корнелий: Во-первых, это королевская кровь, которая течет в его жилах. Вы ведь не станете сомневаться, что он законный сын старого Норвежца?
Второй дворянин: Так же мало, как и в том, что принц Гамлет – сын старого Гамлета.
Корнелий: Вот видите. Во-вторых, это старинное родство норвежской и датской династии. Его хотя и трудно подтвердить, но зато так же трудно опровергнуть. Поэтому теперь, когда датский престол осиротел, никто не станет сомневаться в праве Фортинбраса занять его.
Второй дворянин: Что ж, и я в том числе. А какая третья причина?
Корнелий: Ее вы можете увидеть, если выгляните из окна и посмотрите на норвежское войско, которое стало лагерем у стен Эльсинора и Кронберга.
Второй дворянин (посмеиваясь): Сказать по правде, эта причина убеждает меня гораздо сильнее прочих.
