Движение души. Объяснительная записка Вадима Чекунова
Свой первый раз, когда не просто захотел убить человека, а полностью отдавая себе отчет в том, что собираюсь сделать, планировал это убийство, помню очень хорошо.
Мне девятнадцать лет. Привалившись спиной к стене, сижу на полу в темной, душной и вонючей казарменной сушилке. Рядом в такой же позе расположился Череп – парень с Украины. Мы с ним служим уже четвертый месяц. За окном – осенняя вечерняя мгла. Через час дневальный прокричит «отбой!» и нас снова позовут в бытовку. А утром, после завтрака, наш взвод опять повезут на болота – собирать клюкву для столовой. На самом деле, конечно, все это для командования – от нашего прапора до всяких замов комполка. Собираем ягоду только мы, «духи». «Старые» шарятся по болоту просто так, в поисках места посуше, и заваливаются дрыхнуть. Их дневную норму сбора должны выполнить мы, после своей. Четыре набитых под завязку вещмешка. И даже перевыполнить – за это «старым» обещаны отпуска. Мы не справляемся. Вот уже почти неделю нас возят «на клюкву», а вечером тащат в бытовку «на беседу». Больше всех нас лупит худой и сутулый молдаванин с мутным взглядом и совершенно бесстрастным лицом. Он ставит нас по стойке «смирно», разбегается и бьет носком сапога по голени, как по футбольному мячу. От этого наши с Черепом ноги до того распухли, что едва влезают в сапоги по утрам.
– Я больше так не могу, – говорит Череп, глядя перед собой.
Разглядываю его смутно белеющий профиль и киваю:
– Я тоже.
С минуту молчим. Мы прекрасно понимаем друг друга, лишние слова ни к чему.
– Только надо, чтобы нас не запалили, – нарушаю тишину. – Чтобы без следов.
Череп кивает:
– Болото нам в помощь. Мордой его в воду, чтоб захлебнулся.
Далее деловито обсуждаем, как сподручнее завести «старого» на топкое место. Распределяем, как его будем валить и прижимать. Гадаем, смогут ли найти его тело, и если смогут, то как быстро…
Спасает нашего мучителя (и нас тоже) лишь новость о том, что ему дают отпуск и на днях он отправится к себе на родину, на десять дней, не считая дороги. Большой срок для нас, его еще прожить надо. А там уж посмотрим, как выйдет.
Всякое потом в жизни бывало, но вот этот случай запомнился особо. Ничего не случилось внешне – все остались живы. Но внутренний мир мой изменился навсегда. Хотя и местью (желанием мести) это назвать вряд ли можно. Скорее всего, это отчаяние загнанного. Но именно с тех пор мне стали намного понятнее чувства людей или персонажей, движимых желанием покарать обидчика или виноватого.
Читая о злоключениях Гончей во второй части «Пифии», которую Сергей Москвин весьма звучно и точно озаглавил «В грязи и крови», я с замиранием сердца ожидал – не дай бог, автор собьется, сфальшивит, возьмет неверную ноту в описании психологии попавшей в очередной переплет героини… Особенно в таких щекотливых моментах, например, как разговорах Гончей со священником. Но автор – человек опытный и бывалый, он такого допустить не мог и не допустил, разумеется. Мало того, ему удалось донести до читателя всю гамму чувств человека, идущего по кругам ада. Не просто человека, но женщины и матери.
Помимо колоритных сатанистов и Великого Червя – кстати, приготовьтесь узнать о них нечто весьма любопытное, – меня чрезвычайно интересовало и то, как будут показаны переживания людей, их душевные метания, их страхи и попытки разобраться, что более пригодно в новом безрадостном мире – вера или неверие.
Экшена в книге с лихвой, как того и требует жанр. Но и самому главному – душе человеческой – уделено немало. Измазанная кровью и грязью бытия, остается ли она тем даром, что отличает нас от других живых существ?
Это очень жесткая, тяжелая история. Рассказанная замечательным автором – хорошо понимающим суть вещей человеком. Тот случай, когда правда жизни прекрасно сочетается с жанром фантастики.
Мрак постепенно рассеивался утренним светом, отодвигался. Скоро уже ни у кого из пассажиров катящейся по рельсам дрезины не осталось сомнений в том, что проступающий из темноты пейзаж – не плод их воображения, не обман зрения и не результат искажений на запотевших окулярах противогазов. Вокруг железнодорожного полотна, насколько хватало глаз, нигде не было снега! Только хаотично разбросанные бетонные блоки со скругленными, будто оплавленными, краями, вывороченные с корнями обугленные деревья и ноздреватая, похожая на засохшую пену черная земля.
– Что это за место? Где снег? – шепотом спросил один из разведчиков.
– Весна, товарищ боец. Да еще дождь затяжной недавно прошел. Вот снег и… – ответил комиссар, возглавляющий разведгруппу. Он сам понял, насколько неубедительно прозвучало объяснение, но, запнувшись, все-таки закончил фразу: —…Растаял.
– Так ведь и в Москве дождь шел, а вон какие там сугробы, – напомнил ему разведчик.
Но комиссар резко оборвал дискуссию:
– Отставить разговоры! Продолжать наблюдение! Товарищ машинист, можете сказать, где мы находимся?
Стоящий за рычагами пожилой мужчина в промасленном рабочем комбинезоне и расстегнутом танкистском шлеме, натянутом поверх противогаза, поднес к окулярам затертую до дыр схему московских пригородных электричек.
– Да, думаю, к Люберцам подъезжаем. А может, уже проехали.
– Усилить наблюдение! – приказал комиссар, но в этой команде уже не было необходимости.
Все, кто находился в кабине дрезины, включая самого комиссара, уставились на черную стену или, скорее, вздымающийся над землей вал, перегораживающий железнодорожные пути и все обозримое пространство.
Увидев перед собой препятствие, машинист тут же сбросил обороты, но дрезина, наоборот, покатилась быстрее, словно какая-то неведомая сила толкала ее вперед. Не понимая, почему это происходит, он рванул на себя рычаг экстренного торможения. Но и с намертво заблокированными колесами дрезина проскользила по рельсам еще не один десяток метров и остановилась, когда разведчикам и самому машинисту уже казалось, что столкновение неизбежно.
Однако при ближайшем рассмотрении стало понятно, что «стена» на самом деле представляет собой облако клубящегося над землей плотного дыма или очень густого тумана. Оно то приближалось к застывшей на путях дрезине, то откатывалось назад. В этом повторяющемся движении изумленным людям почудилось что-то живое, а старый машинист даже сравнил колебания тумана с биением исполинского сердца, вырванного из груди мифического чудовища. Чернильное облако вздымалось и опадало – оно дышало, вселяло безотчетный страх, но не позволяло отвести глаз.