Самолет был похож на раненую птицу: он дрожал, он то и дело западал на одно крыло, он терял высоту. Он мог и не долететь. Но пассажирам, конечно же, об этом знать не полагалось.
Хотя как такое скроешь? Они слышали надрывный гул двигателей, чувствовали каждый толчок, когда металлическая туша вздрагивала в воздухе, они уже заметили, что табличка «Пристегните ремни» не гаснет больше часа. Они смотрели достаточно фильмов-катастроф, чтобы начать нервничать.
– Пожалуйста, не волнуйтесь, – очаровательно улыбнулась им Катя. – Все в порядке, полет проходит по плану. Мы просто попали в зону турбулентности!
Она знала, что многие ей поверили. Стюардессы должны быть хорошими актрисами, иначе – никак. Она обязана успокоить пассажиров, убедить их, что все хорошо, даже если ей самой до дрожи страшно и она прекрасно знает, что на самом деле все далеко не хорошо.
Один из двигателей начал барахлить еще в аэропорту. Из-за этого рейс задержали, пассажиров отправили обратно в зал ожидания, а к величественному «Боингу» поспешила команда механиков. Вот только они ничего не обнаружили, а при повторной проверке двигатель заработал идеально, будто и не было никакого подозрительного звука.
По-хорошему, полет нужно было отменять, а самолет ставить на комплексную проверку. Катя как старшая стюардесса прекрасно знала об этом и даже попыталась настоять, да куда там! На нее с двух сторон набросились представитель авиакомпании и пилоты. Интерес первого был понятен: отмена такого важного рейса и перераспределение пассажиров сулило авиаперевозчику грандиозные потери. А вот пилоты могли бы стать на ее сторону, но не стали.
Кате доводилось работать с разными пилотами. Многие из них были перфекционистами: одно лишь подозрение в неисправности – и они отказались бы управлять самолетом, пока его не проверит сотня разных экспертов. Увы, Барт Рейнольдс, капитан, был не из их числа. Он не относился к тем американцам, которые все делают по инструкции. Уроженец Техаса любил рисковать и частенько надеялся на авось, который из русского давно стал международным. В Лондоне Барта ждала молодая любовница, и никакой барахлящий двигатель не мог его остановить. Поэтому Катя оказалась в меньшинстве, ей пришлось смириться.
Первые полтора часа полет шел нормально, и она почти успокоилась. А потом началось: машина тряслась и виляла из стороны в сторону, один двигатель уже отказал, второй дышал на ладан. Теперь Барт и сам был бы рад отменить полет или хотя бы вернуться в аэропорт, но – нельзя. Мешала гроза, разбушевавшаяся над материком. Как ни странно, лететь несколько часов над океаном по чистому небу было куда безопасней, чем час прорываться через облака, молнии и ураганные ветры.
Кате сейчас многое хотелось сказать Барту и второму пилоту, который в аэропорту радостно поддержал его, совсем как ручной песик. Но она промолчала. Что толку теперь возмущаться и нервировать их? Что случилось, то случилось, нужно справляться с последствиями и надеяться, что им удастся хоть как-то доползти до аэропорта.
Самолет тряхнуло так сильно, что Катя едва удержалась на ногах. Открылась часть шкафчиков с ручной кладью, кому-то на голову упала сумка, кто-то пролил себе на колени кофе, а сразу несколько младенцев разрыдались на весь салон, еще больше раздражая и без того обозленных пассажиров.
– Да твою ж мать, – процедила Катя сквозь сжатые зубы.
Она бы никогда не решилась ругаться на английском – это непрофессионально. А вот по-русски можно, ведь ее все равно никто не поймет: самолет американский, среди пассажиров – граждане США, Канады и Мексики. Поэтому она могла хотя бы так дать себе волю и на секунду перестать изображать жизнерадостную идиотку, которая искренне верит, что все замечательно.
Так что, поддаваясь своей маленькой слабости, она никак не ожидала ответа. Но ей ответили:
– Девушка, не нервничайте. Вы прекрасно со всем справляетесь.
Голос был мужской, приятно низкий, чуть насмешливый, и по-русски он говорил без тени акцента. Обернувшись на этот голос, Катя обнаружила пассажира, наблюдавшего за ней из роскошного кресла бизнес-класса.
Она его уже видела, запомнила, когда он входил в самолет – такого сложно не запомнить! Мужчине было немногим больше тридцати, и он напоминал одного из тех светских красавчиков, которых нанимают для рекламы дорогих часов или автомобилей, стоящих больше, чем квартира в ее родном городе. Высокий, с великолепной фигурой, подчеркнутой спортивной рубашкой и чуть потрепанными – наверняка так и было задумано дизайнером, – джинсами. У него были правильные, хотя и резковатые черты лица, угольно-черные волосы, оттенявшие аристократичную бледность кожи, изумрудные глаза и типично голливудская улыбка, в ответ на которую непременно хотелось улыбнуться.
Катя знала, что его заметила не только она. Другие пассажирки ему подмигивали, молоденькие стюардессы украдкой фотографировали его на мобильные телефоны, а он старательно делал вид, что не замечает этого. С ним хотели познакомиться, и Катя давно потеряла счет всем женщинам, что успели к нему подойти.
Сама она полюбовалась и забыла. Она бы не стала старшей стюардессой, если бы кокетничала с каждым привлекательным пассажиром. К тому же, был тут и парадокс: она, практически его ровесница, была слишком стара для него. Такие обычно выбирают девочек, едва-едва достигших совершеннолетия.
– Вы русский? – изумилась Катя. – Не знала!
– А что такого? Русские не летают из Нью-Йорка в Лондон?
– Этим рейсом – редко.
Самолет в очередной раз вздрогнул, к хору детских воплей добавилась еще пара голосов.
– Я, кажется, начинаю понимать, почему, – усмехнулся мужчина. – Как думаете, дотянем до островов?
– Конечно!
– А если ответить честно, а не по методичке «Как успокоить пассажиров, если все умрут»?
Прежде чем ответить, Катя встретилась взглядом с зелеными глазами, пытаясь понять, может ли она доверять ему. Иногда авиакомпании подсылали на борт своих проверяющих, чтобы посмотреть, как персонал общается с пассажирами. Хотя… он не был похож на тех клерков, которые даже в неформальной одежде остаются канцелярскими крысами.
– Я не знаю, – вздохнула Катя. Она отвечала ему на русском, чтобы другие пассажиры их не поняли. – Надеюсь на это.
– А если не дотянем, каковы наши шансы выжить?
– Тут все зависит от пилота.
– И насколько вы верите в нашего пилота?
Она вспомнила Барта. Вот он, красный от гнева, стоит в аэропорту и вопит, что самолет может лететь без этого проклятого двигателя, если надо, и вообще, мнение стюардессы никто не спрашивал.
– Давайте надеяться на лучшее, – ответила Катя.
– Ясно… Что ж, тогда удачи нам всем!
