Я всегда был неважным журналистом. Я вёл жизнь среднестатистического человека с ценностями, как говорят в народе, западного толка, не имевшими никакого отношения к большой северной стране. У меня не было специального образования, но я теплился надеждой: вдруг ОНО, признание, слово с большой буквы, настигнет меня совершенно случайно.
Просто так случилось, что меня пригласили – нет, именно «позвали» – на встречу, где можно было сделать это интервью.
Он сам позвонил мне по мобильному телефону и не без лишней иронии спросил:
– Вы пойдете со мной на рыбалку?
Звучало это настолько сурово и одновременно интригующе, что я согласился .
– Я не умею насаживать наживку…
– Ничего страшного, – и голос на той стороне трубки убедительно заверил меня, что мне не придется насаживать абсолютно ничего.
Я прибыл. Прибыл в город, который совершенно не соответствовал моим представлениям о современном индустриальном населённом пункте.
Я помнил историю – настолько смутно, чтобы не угадать дату начала Красной революции – но и не настолько смутно, чтобы не вспомнить имя первого президента далёкой северной страны.
Я был глуп и самоуверен. Но я рассчитывал в ходе интервью пополнить свой скудный исторический ликбез.
Мой интервьюер ждал меня на платформе железнодорожного вокзала.
– Не боитесь серости? – спросил он, – У нас февраль.
Я не нашелся, что ответить. Серость вокруг правда удручала. Она окутывала вокзал и далекие здания холодным туманом, свисала каплями с электрических проводов и стелилась над лентой реки тонкой изморозью.
– Ты же взял купальный костюм? – спросил мой интервьюер, когда мы спускались по отмели к берегу реки.
По реке шли льдины. Берег реки был холмист. Под ногами хлюпала снежная грязь.
Я кивнул.
– Ну, и правильно, – как бы про себя отозвался мой собеседник, – Ох, уж это междузимье… никогда не знаешь, что стоит надеть на себя именно сейчас…
Он присел на черное длинное бревно, лежавшее вдоль вдоль реки.
– Там! – вдруг указал мой собеседник куда-то в даль, на горизонт, – Там стоит ГЭС, а я уже заколебался оплачивать счета за транзитное электричество.
Я хотел возразить ему, но порыв ветра, свистнув над моим ухом, вырвал у меня из рук блокнот для записок и унес его в сторону абстрактной ГЭС.
– Зови меня по имени, – глухо произнес мой собеседник и привычным движением руки сдёрнул с головы противогаз, – Так и запиши – меня зовут Олег, – и взгляд его зеленых глаз вдруг стал печален.
– Я родился здесь. На этой некогда красивой земле. Тогда не было никакого карантина, не было гражданских тревог и комендантского часа. Не надо представлять мою страну. Снимай с себя пуховик! Теплеет же!
Мы раздевались. Он отложил в сторону куртку и противогаз, оставшись в зимних штанах, и вопросительно взглянул на меня:
– Я же сказал, что погода меняется! Тут главное – успеть… – и Олег аккуратно высыпал на ладонь из пакета хлебные крошки, – Рыбочка не любит ждать.
Он метнулся к берегу реки и закинул в её воды серые крошки.
– Нужна приманка… – Олег многозначительно посмотрел на меня, и мне стало нехорошо.
– Олег, вы сказали, что раньше всё было по-другому. Так как было раньше?
– Раньше была жизнь, – ответил мне Олег, присаживаясь на бревно и приглашая меня жестом присесть рядом. Он не был серьёзен, он не требовал комментариев. Он вспоминал.
– Раньше была школа. После школы мы часто бегали курить сигареты вон туда!– я повернулся за жестом Олега, но кроме крыши станции ничего не увидел.
– С того холма раньше была видна целая долина! – и в голосе Олега я уловил нотки восторга, – А теперь холма нет. Ничего нет. Есть город. И есть помои.
– Ты говоришь так, как будто весь мир кардинально изменился. Какие перемены ты заметил?
– Перемены? – и Олег удивлённо вскинул тёмные брови, – Вся жизнь здесь – одна сплошная перемена. В детстве ты помнишь бабушкины пироги и конфеты, которые приносит в кульке из магазина мама. Потом бежишь в школу с тяжёлым портфелем, чтобы получить по шее указкой от учительницы русского языка и мужскую похвалу трудовика. Потом с пацанами идёшь за угол школы и выкуриваешь одну сигарету на шестерых. На перемене видишь улыбку любимой девчонки и начинаешь провожать девчонку до дома, всё с той же сигаретой в зубах. Ты считаешь себя крутым – а старшеклассники считают тебя олухом и в первый раз поколачивают тебя в соседском дворе. А летом ты уже сам подлавливаешь их в подземном переходе и даёшь каждому по морде. В перерыве между этими школьными делами ты бегаешь на холм и часами валяешься на траве, представляя как на фоне раскинувшихся перед тобой гор происходят многочисленные баталии с врагами.
– Враги – герои компьютерных игр? – пытаюсь подшутить я.
– Герои компьютерных игр, герои книг, «школьные герои», – между тем Олег уже снимал свои зимние штаны. Солнце вышло из-за туч и начало по-весеннему пригревать.
Я последовал примеру Олега и аккуратно сложил свои снятые утепленные брюки рядом с собой на бревно.
Олег бросил короткий взгляд на мою одежду:
– И много у вас людей покупает такие брендовые вещи?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Пытаясь собраться с мыслями, я ответил:
– У нас такая одежда везде доступна населению. Не знаю как здесь… Собственно, это имеет какое-то отношение к нашему разговору?
Олег несколько минут изучал меня взглядом, и яркое весеннее солнце играло лучиками в его зелёных глазах.
– Респиратор ты тоже из дома привёз? – как бы с издевкой спросил он.
– Нет, – смутился я, – Респиратор мне выдали в консульстве.
– Даже так… – разочарованно протянул Олег, отвернувшись и доставая из своего походного рюкзака удочку. Удочка была хорошая, со складными коленями, упакованная в резиновый чехол.
– Карбоновая! – гордо сказал Олег, раскладывая удило в длину на все его семь метров, – Сейчас такую можно купить за копейки, а вот респираторы и медицинские маски днём с огнём не сыщешь.
– Но позвольте! – воскликнул я, потому что разговор о доступности одежды меня уже начал доставать, – А в чем же тогда ходят по улице местные жители?? В чем принимают пациентов врачи больниц? Даже преподаватели в школах и университетах – неужели и они не используют никакие средства защиты?
Олег не ответил мне. Зажав удило своими коленями, он рылся в рюкзаке и вскоре достал из него жестяную круглую банку. Когда он открыл ее, я увидел, что на дне банки копошатся черви.
– Мы средства защиты делаем сами, – пробормотал он, привычным ловким движением вылавливая из банки жирного червя, – Здравый смысл у нас не действует, а аксиомы не работают. Доказательство тому – междузимье, – и он поднял глаза вверх.
В небесах небо было глубочайшим синим сводом, а солнце ослепительно светило. Я даже увидел над рекой стаю летевших уток.
