Ольга Кузьмина
Из огня да в полымя
С утра на улице зарядил мелкий ледяной дождь вперемешку со снегом, словно не апрель на дворе, а лютый февраль. Нос во двор не высунешь. Тихон без дела слонялся по подполью, без особой надобности передвигая горшки на полках. Косился на пауков в углах, не запылилась ли где паутина, не пора ли смахнуть, чтобы новую сплели? Слазил наверх, выглянул из-под печки, оглядел избу. Выметено чисто, посуду он ночью всю вылизал. На заре хозяин, не поевши, оседлал коня и ускакал по делам, а хозяйка еще с кровати не поднялась. Служанку давеча выгнала, а сама дрыхнет до полудня. Кто печь топить будет?
Тихон неодобрительно покряхтел и вернулся в подпол. Не повезло ему с хозяевами. Вроде и дом – полная чаша, а порядка нет. Обычаев не соблюдают, пустякового подарка и то никогда не подарят – ни лоскутка цветного, ни монетки с Егорием под ясли, ни хлеба куска в подпечье… Служанки то и дело меняются, привыкнуть не успеешь. И все городские, порядку не знают. Мисочку с молоком, как положено, с поклоном да приговором не ставят. Раньше хоть Митька, кот рыжий, позволял лакать из его миски. А теперь нет Митьки. Старый стал, сослепу, как котенок, в углы тыкался. Приказала хозяйка – в мешок да в реку. Принесли молодого кота – серого, полосатого. Тихон его выжил. Эх, люди, люди, человеки, никакого в вас понятия нету! Кота, да и всю скотину, в масть домовому заводят. Вот у хозяина конь Огонек, ухоженный, каждую ночь Тихон ему гриву чешет, в косицы заплетает. В конюшне порядок – хоть живи там.
И куры рыжие круглый год несутся, не болеют, не паршивеют.
На крыльце загрохотали сапоги – хозяин вернулся. Что-то закричал с порога. Хозяйка ответила – сначала сонно, потом визгливо, в голос. И понеслось по кочкам…
Тихон затосковал. Может, он сам виноват? Испокон веков порядок заведен: коли домовой с домовихой душа в душу живут, так и хозяева голубками милуются до старости. А он бобылем кукует, никак не найдет свою суженую. Хотя, казалось бы, жених Тихон завидный. Порядок в его хозяйстве – залюбуешься. Самая разборчивая домовиха не придерется. В подвале сухо, ни клопов, ни тараканов нет. Закут заповедный, от людских глаз скрытый, чистый да уютный. Все, как положено, – сундук, коврик плетеный, лавка, одеяло лоскутное. Подушки, мягким пухом набитые, Тихон сам собирал в курятнике – пушинку к пушинке… И возраст у него самый подходящий для женитьбы – сто двадцать пять зим. Вот только городские домовихи нос воротят. Им подавай жениха с домом каменным, да чтобы непременно в три этажа! А деревенские… Тихон тоскливо вздохнул. Не повезло ему с мастью. Опасаются деревенские рыжих. Прямо хоть на кикиморе женись! Только какая из кикиморы жена? Воровство одно да пакости исподтишка. Верно люди говорят: «Хорошо прядет кикимора, а рубахи от нее не дождешься».
Наверху загрохотало, зазвенело. Посуду бьют! Тихон накрыл голову подушкой, чтобы не слышать этого безобразия, не надрывать сердце. Только бы до поставца с голландским фарфором не добрались! Нравились Тихону синие картинки на больших белых тарелках: крутобокие кораблики с раздутыми парусами, мельницы, лошадки, люди, по-иноземному одетые…
Интересно, водятся ли в иных краях домовые? Сосед Минька хвастался, что как-то раз спрятался в карете и в самый центр Петербурга ездил – на Аглицкую набережную. Видел там заморского домового – в коричневом сюртуке, в белых чулках. Важного, через губу не переплюнет. Врет, небось. Какой же домовой, хоть и аглицкий, решится в чужую страну через море плыть?
Тихон пригрелся под подушкой и сам не заметил, как задремал. Проснулся от негромкого, но настойчивого стука в завалинку. Протер глаза и прямым ходом, как домовые умеют, шмыгнул из дома на двор. Эх-ма! Полдня проспал, вечереет уже.
За углом дома трижды тявкнули по-лисьи. Тихон страдальчески сморщился.
– Иикка, дурья твоя башка! Опять соседских собак дразнишь? Дошутишься, оторвут хвост!
– Это еще кто кому оторвать!
Перед Тихоном появилось сгорбленное угольно-черное существо – лохматое, с длинными руками. Мокрая гладкая шерсть резко пахла лесной прелью и зверьем. Желтоватокрасные раскосые глаза смешливо помаргивали, длинный хвост с кисточкой на конце шлепал по лужам. Иикка был еще молодой тролль, не знал, куда силу девать. Оттого и бегал на посылках из чухонских краев до окраины Петербурга. Собак он не боялся – с его-то когтями и волчью стаю одолеть можно.
– Terve[1], Тихон! Готово?
– Уже три дня как сделал. – Тихон нырнул в подполье и вернулся со свертком. Недовольно глянул наверх на непрекращающуюся морось, но звать тролля в дом не стал. Развернул холстину, показал свою поделку – деревянный сундучок с глубокой, почти сквозной резьбой.
Иикка восхищенно ахнул.
– Как ты уметь – больше никто не уметь!
Тихон польщенно зарделся. Сундучок ему заказал старейшина троллей, в подарок своей невесте. Тихон постарался, вырезал лесные узоры – листья, зверей, цветы всяческие. Троллям такое нравится.
– Аккуратно неси, не поцарапай. – Он старательно завернул сундучок и обвязал веревкой.
Иикка забросил сверток за плечи и сунул Тихону ведерный липовый бочонок.
– Мухоморовка. Как договариваться.
Тихон крякнул, принимая оплату. От бочонка пахнуло таким ядреным ароматом, аж голова закружилась. Тролль насмешливо ухнул.
– Не надумать еще к нам перебраться? Мы тебе и хутор присмотреть.
Тихон помотал головой.
– Благодарствую, мне и здесь неплохо.
– Ну, как знать. Бывать здоров, peppu[2]!
Тролль исчез. Тихон сердито засопел. Иикка прилично говорил по-русски, но любил вставлять в речь финские словечки, отчего домовой чувствовал себя дурак-дураком. Звучит зачастую до ужаса обидно, а спросишь – совершенно невинное слово. Наоборот тоже случается. Лучше не спрашивать.
Он вернулся в свой закут, пристроил драгоценный бочонок в углу. Троллий самогон из мухоморов питерские домовые ценили на вес золота. И не только домовые. Хозяин Невы иной платы за свои услуги не принимал. Обычно-то домовые стараются держаться от большой воды подальше. Но как тут удержишься, коли весь город каналами да речками изрезан? То и дело приходится на поклон к водяницам идти.
Тихон прислушался – наверху мирно журчали голоса, в щели проникал вкусный запах кофея. Угомонились, стало быть, вечеряют. Можно покамест к соседу наведаться, новости узнать.
До соседа Тихон не дошел, обнаружил кудлатого, пегого Миньку на улице, в окружении домовых и домових. Тот взахлеб что-то рассказывал.
