Миша проснулся не от будильника, собачьего лая или даже крика петуха: было еще слишком рано и для первого, и для второго, и даже для третьего. Тем более, что кур бабушка с дедушкой не держали. И в этот раз он пробудился не от кошмара, в котором за ним гонится страшный безликий призрак в черном одеянии. Нет! Мишу поднял аромат, идущий с кухни, щекочущий ноздри и тихо, но настойчиво шепчущий: «проснись». Мальчик улыбнулся сам себе, откинул простынку, которой укрывался, не потому что было холодно, а чтобы комары не кусали, и полусонный побрел на кухню.
– Родной! – радостным возгласом встретила его бабушка. – А я решила побаловать тебя.
Она указала на тарелку полную блинов, похожую на высокую волшебную башню, в которой сидит Рапунцель, в ожидании своего принца. Миша обожал бабушкины блины. Он знал, что каждый слой этой башни был смазан вкуснейшим сливочным маслом и посыпан сахарком, который хрустел на зубах и делал лакомство просто невероятным.
Мальчик подошёл и обнял бабушку, а та поцеловала его в лобик.
– Бабуль, а дедушка где?
– В будашке уже, – она бросила взгляд на настенные часы-ходики с гирьками, раскрашенными под березовое полено, и добавила, – ни свет, ни заря. Не терпится ему, в хламе в своем ковыряется.
Бабушка называла «хламом» любые дедушкины приспособления будь то рыболовные снасти, сапожные инструменты или просто болтики, гаечки и винтики, которые хранились у деда в будашке в большом количестве.
Миша согласно кивнул и уселся за стол: на свой стул, который отличался от других тем, что на нём стояла специальный деревянный ящичек-подставка. Небольшой трон, на котором было удобно сидеть, болтать босыми ногами и быть при этом выше остальных. Потянулся к блинчику и увидел, что на второй сковороде жарятся оладушки. Бабушка усмехнулась, поймав его взгляд, и погладила внука по голове:
– Голодными не останетесь. Кушай дружочек, сейчас чаю с медом налью.
– Спасибо, бабуль, – уже с набитым ртом промычал мальчик и уставился на часы на стене. На прямоугольном полотне была изображена березка, на ветвях которой сидели какие-то птички. И всё это на фоне огромной луны. Или солнца. Художник, рисовавший картинку, видимо так и не определился, какое небесное светило должно быть на ней изображено.
Часы монотонно тикали и через определённый момент гирька опускалась все ниже. Миша иногда специально стоял рядом и отсчитывал секунды, чтобы узнать, сколько должно пройти, чтобы она соскользнула вниз. Но ему не хватало терпения: гирька меняла свое положение только тогда, когда он уставал от счета. А еще ему нравилось тянуть за цепочку, чтобы вернуть гирьку в изначальное положение, если она опускалась в самый низ. И часто делал это, когда бабуля не видела: та запрещала, справедливо опасаясь, что мальчик, дергая за цепочку, сорвёт часы со стены.
В сенях зашелестело, загремело, заворчало, запыхтело, и дверь в кухню отворилась. Вошел дедушка и подмигнул мальчику:
– Ну что, пермяк, солены уши, готов ехать на рыбалку?
Мальчик не знал, что означает это обращение и почему у него соленые уши. На всякий случай потрогал их рукой и лизнул пальцы, но соли не обнаружил. Дедушка залился смехом, заметив его жест. Потрепал внука по голове и промолвил:
– Доедай и собирайся. Сегодня нас ждут великие дела!
Бабушка фыркнула себе под нос и тихо проговорила:
– Начало пятого, не торопись, внучек. Ваша электричка только в 5:30. А идти здесь всего ничего.
Перевела взгляд на дедушку, покачала головой и пробормотала:
– Ишь ты, великие дела у него. Попробуй вернуться только с одними ершами размером с мизинец, и я тебе покажу великие дела. Вместе со мной их будешь чистить.
Дедушка ничего не ответил, только ухмыльнулся. Схватил блин с вершины башни и поспешно ретировался на улицу.
Мальчик послушно дожевал еду, отпил ароматного душистого чаю и побрел в спальню, которая одновременно служила и гостиной. Бабушка с дедушкой жили в «квартире» в старом бараке на четыре семьи. И каждая такая «квартирка» состояла из сеней, кухни и спальни. Крохотное жилье, не самое лучшее: зимой здесь было очень холодно, летом слишком жарко, но мальчику оно казалось очень уютным и очень родным. А другим он дедушкин дом себе и не представлял.
В спальне включил свет, снял со спинки стула с вечера приготовленные вещи и начал одеваться. И хотя май подходил к концу, Миша кутался так, словно была глубокая осень: шерстяная кофта, теплые штаны, толстые носки. Вернулся на кухню, где слева от входа находилась вешалка. Снял с неё ветровку, сунул ноги в резиновые сапоги, которые принёс дед откуда-то из кладовки в сенях, нахлобучил на голову старенькую кепку и выжидающе посмотрел на бабушку. Та, раскладывала блины и оладьи по прозрачным целлофановым пакетикам. Потом из металлического закопченного чайника начала наливать чай в 1,5 литровую бутылку, которую дедушка почему-то упрямо называл «баклажкой». Добавила туда пару-тройку ложек тягучего меда янтарного цвета и, закончив все приготовления, обратила внимание на внука.
– Настоящий маленький мужичок, – улыбнулась она ему, складывая еду в черный пакет с полосками, – сейчас положим сюда немножко конфет, плавленый сырок, сосисок, хлеба и тормозок готов. Иди сюда внучек, дай я тебя поцелую. Будь осторожен, слушайся дедушку и далеко от него не убегай.
С этими словами бабушка передала Мише пакет со снедью и выпроводила его за дверь. Пройдя через темные сени, мальчик оказался во дворе. Дедушка уже ждал его, сидя на скамейке, стоящей прямо напротив входа. Он был одет, как и его внук: плотно и тепло. Рядом с ним на лавочке лежал темно-зеленый рюкзак, набитый всякой всячиной. Чуть поодаль в чехле стояла дедушкина гордость – телескопическая удочка, прислоненная к забору.
– Готов, сынок? – дедушка никогда не называл Мишу внуком, – значит, не спеша пойдем.
Он принял протянутый ему пакет с едой и уложил в свободное отделение рюкзака. Затем встал, надел его и, взяв удочку как посох, пошел вперед. Мальчик потрусил следом. Выход со двора лежал через узкий переулочек, мимо высокой черемухи и соседского дома. Было еще слишком рано, и в окнах не светилось ни единого огонька. Только соседская лайка по кличке Амур, неохотно вышла из будки, лениво, ради проформы, тявкнула пару раз и также лениво вернулась на место.
***
Выйдя на широкую улицу, по обеим сторонам которой мирно спали деревенские домики, и, следуя за старшим, Миша, задрав голову, любовался звёздами, иногда спотыкаясь о камни и неровности дороги. Но оторвать взгляда от черно-синего неба он не мог. Сотни и тысячи небесных глаз смотрели на него сверху. Одни пристально и даже как-то печально, другие – наоборот весело подмигивали Мише, переливаясь, синим, красным и желтым светом. Может быть, с этих далеких звёзд на меня тоже смотрит какой-нибудь мальчик. И даже если у него три руки, зеленая кожа или четыре глаза, он также идёт со своим дедушкой ловить рыбу, только неземную. Наверное, это очень интересно ловить необычную рыбу на другой планете. Вот бы там оказаться: увидеть изумрудные водопады, серебряные реки и странных четырехкрылых рыбок, выпрыгивающих из воды и парящих над её поверхностью.
