1.
Зимой в лесу грустно. Особенно ночью.
Тихо поскрипывают замёрзшие стволы и ветви. Комочки снега, что налипли на них задень мокрым и рыхлым повторением всех изгибов и неровностей, теперь, когда ночной холод превратил в лёд всю снежную влагу, бесшумно падают в перину сугробов внизу, увлекая за собой всех других, кого удалось зацепить. Маленькие ямки от падений мгновенно наполняются густо-синими тенями, леденеют по краям и остаются цепочкой крошечных, неровных шажков, словно какой-то психованный лепрекон оббежал тут каждое дерево, ища местечко где можно припрятать своё золото. Чуткая птица откроет было на шорох любопытствующий глаз, да и заснёт снова. А надо всем этим холодно и отстранённо висит луна, с целым выводком звёзд сонно помигивающих с ночного неба, как глаза не до конца разбуженных детей, которые никак не могут понять, померещилось им, или нет, что по лесу идёт человек?
А человек на самом деле шёл.
Самый настоящий, непонятно откуда взявшийся, он брёл между деревьями, по колено увязая в сугробах и, кажется, совсем этого не замечал. Механически выдергивал ноги, высоко вскидывал колени, но выглядели эти движения слишком старательными для того, кто заблудился и теперь этим обстоятельством обеспокоен. Человек даже дороги не выбирал и, если вдруг проваливался глубже обычного, то лишь махал сильнее руками, выравнивал тело до прежнего положения, а потом снова выдёргивал ногу и шёл дальше, ничуть не смущаясь тем, что следующий шаг может снова утопить его в снегу по пояс. Выглядело это так, будто под сильным гипнозом кто-то сказал человеку: «Иди!», и он пошёл.
Изредка однообразные движения прерывались. Человек останавливался, словно для того, чтобы осмотреть местность вокруг себя, но лицо его при этом ничего не выражало, только руки, безвольно висящие вдоль тела, продолжали двигаться смешно, и нелепо. Однако, ещё до того, как останавливались эти автономно отмахивающие руки, человек закрывал глаза, бессмысленно пожимал плечами и шёл дальше.
Одет он был не по сезону в тёмное длиннополое пальто, застёгнутое только на одну, среднюю, пуговицу. Без шапки. Шарф, который можно было бы намотать на голову и, тем самым, хоть как-то уберечься от мороза, путался с руками и так же безвольно болтался поверх пальто. Казалось, его набросили второпях, в самый последний момент перед тем, как злая воля неведомого гипнотизёра лишила человека возможности что-либо воспринимать. Зато сразу было видно, что вещи эти очень дорогие и, скорей всего, сделаны на заказ.
Иногда длинные полы пальто цеплялись за обмороженные ветви, широко распахивались, и становился виден стального цвета костюм с намокшими от снега брюками, светлая рубашка с расстёгнутым воротником и чёрный, кое-как засунутый за жилетку галстук, чей полураспущенный узел выпирал вперёд, словно кадык.
Лицо странного путешественника со всем остальным обликом вразрез ничуть не шло. Это сейчас оно сохраняло выражение полной бессмысленности, но можно было предположить, что когда-то и где-то, в обстановке более естественной, лицо это вполне могло произвести впечатление самое благоприятное и даже более того – привлечь к себе, далеко не мимолётное внимание.
Тёмные с рыжиной волосы стрижены и причёсаны не самым последним парикмахером, который прекрасно понимал, как выгодно оттенит его укладка высокий лоб и холодные глаза. Судя по всему, радужная оболочка этих глаз приобретала голубой оттенок в минуты расслабления и довольства, но всё остальное время оставалась серой, будто закрытой, ледяной сталью. Бесспорно, человек умел смотреть в глаза любому. А плотно и надменно сжатый рот выдавал умение говорить с кем угодно с позиций того, кто лишнего не скажет, но, если скажет хоть что-то, то почти всегда будет прав… И завершал картину нос, явно заготовленный для классического античного профиля. Этому носу не придумать было лучшего эпитета, чем «стремительный». Он будто вытаскивал своего владельца из футляра стандартов в некое одухотворённое пространство, чем делал всё лицо порывисто вытянутым навстречу то ли опасности, то ли вдохновению. Такие лица, как правило, не любят пожилые леди, потому что из-за слишком тонких губ, считают их обладателей людьми злыми. Возможно, так и было, и многое в облике мужчины позволяло думать, что человек он жёсткий, но, при этом, назвать этот облик отталкивающим не решился бы никто. Пожалуй, тут был тот редкий тип привлекательности, который ещё не по зубам юным девушкам, падким на сказочную очевидность, но зато вполне понятен уверенным в себе зрелым женщинам – тем, что не столько смотрят, сколько чувствуют, опираясь на опыт.
Между тем чудаковатый путник, продолжая механически выдёргивать ноги из сугробов, внезапно вышел на опушку. Там он слегка помедлил, как будто не мог понять, что теперь делать, и оглянулся.
Сиротливая цепочка следов из морозного лесного нутра выглядела печально.
Тут лицо человека впервые дрогнуло и отразило смертную тоску. «Назад ни за что», – мог бы сказать мужчина, но говорить было не с кем, поэтому он повернул вперёд и вздохнул, как пловец, готовый нырнуть в океан.
Прямо, насколько было видно, простиралось гигантское одеяло снега, тускло подсвеченное луной так, что казалось одной густо-синей тенью. Далеко-далеко, на противоположной стороне виднелось несколько огоньков, источник которых невозможно было определить из-за большого расстояния, но мужчина вдруг совершенно утратил бессмысленное выражение лица, прищурился, пробормотал: «Ах, вот оно что…», и решительно двинулся в сторону огней.
Да и кто бы поступил иначе?
2.
Все маленькие городки похожи друг на друга…
Кажется, где-то такое уже говорилось?
Или это говорилось про счастливые семьи?
Впрочем, что такое маленький городок, как не одна большая семья? Точнее, что это, если не дом для одной большой семьи. Всё в нём точно так же, как и в таком доме. Все друг друга знают, почти все друг с другом в родстве от близкого прямого до самого отдалённого, и все живут по правилам, установленным невесть когда и соблюдаемым нерушимо, потому что из-за своей древности правила эти почему-то считаются особо верными и нравственными. Плюс к этому, неукоснительное соблюдение дедовских обычаев, для маленьких городков, почти всегда элемент стабильности и уверенности в завтрашнем дне!