Эпизод первый, в котором спасают сатану
Митенька пришел домой поздно.
– Не надо было ждать! – раздраженно бросил он маме. – Я уже взрослый!
Мама посмотрела на его розовые щеки, на которых кое-где пробивался черный пух, но промолчала и принялась разогревать обед.
Между тем Митенька посмотрелся в зеркало, потрогал круглый, еще детский животик и отказался обедать.
Мама только развела руками:
– Сынок, я же старалась… Очень трудно полноценно есть на мою пенсию.
Но Митенька был непреклонен. Тогда мама использовала последнее средство, которое всегда срабатывало:
– Но надо же спасать еду! – заметила она тихо.
Она вообще была тихой. Когда-то у нее был командный голос – давно, когда мама еще работала, и она легко управлялась с подрастающим ребенком. Но с тех пор, как она вышла на инвалидность, голос ее становился все тише и тише: пенсия словно придавливала к земле. А Митя все рос. И правда, очень трудно становилось обеспечить ему полноценное питание.
– Есть что спасать? – хмыкнул Митенька.
И мама поняла, что она его уже почти уговорила.
– Пюрешечка с маслицем, котлетки куриные, огурчик свежий – с дачи! – радостно засуетилась она.
Митя сел кушать, но нашел новый повод для недовольства:
– Чего ты смотришь на меня в упор? – сердито сказал он. – Это неприлично – смотреть, как я пережевываю пищу!
– Смотрю, какой у меня хороший сынок вырос, – солгала мама и отвела взгляд.
На самом деле она давно уже жила впроголодь. Пенсия не располагала. А Митенька не понимал – маленький еще.
«Ну, и слава богу, – думала мама, – что не понимает! Рано ему еще что-то понимать в нашей паршивой жизни!»
Но, видимо, Митя уже кое-что понимал, потому что на шее у него багровел засос. Мама провела по нему рукой, но ничего не сказала.
– Девчонки в школе соревнуются, кто больше засосов поставит, – смущенно буркнул Митенька. – Я уворачивался, но ничего не получилось.
И тут мамина рука наткнулась на какую-то цепочку на Митиной шее. У них дома давно не было никаких украшений, только крестики. Митин крестильный и ее были привязаны на веревочке.
Митенька отвел ее руку и одним махом доел пюрешку.
– Вкусненько было? – заискивающе спросила мама.
Митя снисходительно кивнул.
***
Они уже давно «спасали еду». Рожденная до Перестройки мама помнила то чувство, когда дома нечего есть. Она вообще не переносила, когда выбрасывали хлеб. Это въелось в сердце вместе с рассказами прабабушки о блокаде Ленинграда.
Они – мама и Митя – не страдали никакой дистрофией. Наоборот, у обоих было немного лишнего веса от калорийного питания – точнее, от привычки заменять мясное мучным.
Но Митенька вдруг озаботился своим весом. С каждым днем заставить его «спасать еду» становилось все труднее.
«У мальчика появилась своя жизнь, – соображала мама. – Возможно, девушка…»
Однажды Митя попросил у нее абонемент в фитнес-клуб.
– Мама, ну Ксюша же ходит на фитнес, как я ее оставлю? – вполне резонно заметил он.
И мама сделала то, чего никогда не делала, – позвонила папе. Они купили ему абонемент пополам.
Так, наконец, мама узнала, что существует Ксюша, и цепочка на шее – видимо, Ксюшин подарок.
***
У них никогда не закрывали дверь в ванной. Занавеска – этого было достаточно. И в этот раз Митенька мылся с незапертой дверью.
Мама зашла по хозяйству и замерла: на полочке у ванны лежала дареная цепочка – Митенька снял ее, пока мылся. Мама протянула руку, чтобы рассмотреть, и обмерла: на витой серебряной цепочке красовалась подвеска – перевернутая пентаграмма и маленький пистолетик.
Она осторожно положила цепочку на место и вышла из ванной.
«Не с кем посоветоваться, – думала она. – Это же знак сатаны! Может, его девушка – сатанистка?»
Весь день мама места себе не находила. Наконец она позвонила своей подруге – такой же старой, такой же никчемной.
– Застрелится сын, как пить дать! – вещала подруга. – Это неспроста – такое ярмо на шее!
Мама была в отчаянии. Как же? Сын – крещеный, здоровый ребенок! Да, он никогда не интересовался церковной жизнью. Но чтобы сатанист…
– Может, он не знает, что это знак сатаны? – растерянно спросила она у подруг.
– Может, и не знает, – подтвердила подруга. – Надо к гадалке сходить, я знаю одну – православная гадалка.
Про православных гадалок мама слышала, что таких не бывает. Но тем не менее…
– Она все знает! – уверяла ее подруга. – Она на полене гадает.
***
Утром мама проводила сына в школу, как-то странно, по-особому перекрестив его. Митенька решил, что на маму «нашло очередное затмение», и только хмыкнул.
«Только бы не застрелился, пока я к гадалке хожу! – думала мама, торопливо собираясь. – Времени очень мало».
Она решительно опустошила маленький узелок с деньгами – «на подаяние», как сказала ей подруга, и поехала за город.
«Ее избу ты найдешь сразу, – вертелись у нее в голове слова подруги. – Она живет в самом конце деревни, за стогами…»
Стога в конце деревни действительно имелись. За ними стояла покосившаяся избушка на курьих ножках, где вместо стекол красовались подушки.
Мама осторожно постучала в дверь. На порог вышла неопрятная старуха: нос крючком, седые патлы торчат из-под платка вверх, развеваясь на осеннем ветру.
– Знаю твою беду, – проскрипела старуха, принимая «подаяние». – Позвоночник пришла лечить…
– Нет, – растерялась мама, расстроенная прозорливостью «ясновидящей».
– А зачем тогда? – баба Яга прищурилась.
– Сынок у меня – сатанист, – поведала свое горе мама.
Тут старуха своей костяной ногой выбила из-под мамы табурет и завизжала:
– Вон пошла! То-то я чувствую: нечистым духом воняет!
Мама с размаху села на пол, но твердо решила не уходить, пока не добьется от старухи чего-нибудь… Чего? Старуха явно была не в своем уме.
Между тем баба Яга зажгла лампаду и взяла полено. С этим поленом она обошла вокруг мамы, постукивая им по свободной ладони.
«Сейчас огреет меня, – подумала мама. – Только искры посыпятся!»
Старуха же ходила вокруг, пританцовывая на кривых ногах, и нашептывала:
– Изыди, сатана!
Потом заявила, прищурив левый глаз:
– Уходи! Нечистого народила! Ничего сделать не могу!
Мама поняла, что больше ждать нечего, и покинула избу.
***
«Может, в полицию заявить? – размышляла мама. Потом отбросила эту мысль: – А если он там уже кошек мучает и жертвы приносит?»
Но в ней утвердилось твердое мнение, что сына надо спасать.
Она пошла в храм – единственное место, где она была бы сейчас спокойна. Подошла к исповеди, но не знала, как рассказать батюшке свое горе. Опять же, сзади подпирали церковные старухи, сетуя, что она их задерживает. А мама все придумывала и придумывала себе новые грехи, не в силах сказать батюшке страшное.
Наконец батюшкино терпение лопнуло:
– Есть еще что сказать?
Из маминых глаз градом покатились слезы:
