Стою у больничного окна. Небо серое, беспроглядно далекое. За оградой территории ОКБ кипит жизнь: с гудением ползут троллейбусы, снуют легковушки. Внизу, по тротуару, спешат на занятия студентки медицинского университета. Девушки, в белых халатах, быстро перебирая точёными ножками, переговариваются, задорно смеются чему-то своему. Многие университетские кафедры располагаются в ОКБ и других больницах города. У этих хохотушек всё впереди, можно сказать, они только начинают выбранный ими жизненный путь.
Когда мне было столько же, сколько сейчас этим юным очарованиям, бытие казалась бесконечно долгим, а впереди, само собой, много интересного, и непременно хорошего. Действительно, было много интересного и незабываемого, было и то, что не хотелось бы вспоминать, но и хорошее и плохое в прошлом и остаётся только сказать: как, всё-таки, быстро спешит время! Будто вчера была школа в бесконечно далёком городке под названием Брянск-18, машиностроительный техникум в Брянске, служба в ВС СССР под Свердловском, университет в Ленинграде, работа в Димитровградском филиале Ульяновского Технологического института, в Рязанской академии права и управления, в Рязанском государственном медицинском университете. Столько времени утекло, но как будто всё было недавно. Здесь невероятно точно подходят слова из красивой песни, исполненной в фильме «Друзья и годы» Олегом Анофриевым: «Это было недавно, это было давно».
Больничная палата располагает к размышлению, как будто подводишь своеобразный итог. Начал перечитывать свои дневники, которые довольно последовательно писались в течение почти десяти лет, с 1975 по 1985 годы. Этим, уже начинающим разваливаться общим тетрадям, больше сорока лет. С черно-былых, несколько увядших фотографий смотрят глаза друзей и подруг. Со многими уже никогда не придётся увидеться, кто-то очень далеко, в чужих странах, а кого-то нет в этом мире, как нет страны, в которой мы родились.
Решение на основе дневниковых записей воспроизвести страницы давно ушедшего детства и отрочества пришло неожиданно. Захотелось вспомнить наши игры в индейцев, бабушкин дом в рязанской деревушке, походы в ночное, но самое главное, мальчишек и девчонок, которые были рядом в те канувшие в небытие годы, ставших фрагментом истории человеческого бытия.
Мы все родом из Советского Союза, когда было ересью даже представить, что Украина станет чужой и даже враждебной. Когда в Крым ездили, не думая о том, чей он, Украинский или Российский, потому что знали – это общее достояние всех граждан единой Великой державы. Когда все мы были соотечественниками, в какой бы части страны не проживали в далекие 70-е – 80-е годы ускользнувшего XX века.
Я родился в 8 утра, 19 мая 1960 года. Очень долго был убежден, что событие это случилось в 12 ночи, на стыке уходящих и начинающихся суток. Не знаю, откуда взялась эта уверенность. Как потом выяснилось, в 12 у мамы начались схватки, и промучилась она до утра. Выйти в этот мир безболезненно для близких, не получилось. Батя всю ночь накручивал круги вокруг роддома, переживал, а я подло сопротивлялся, беспричинно отсрочивая момент, который, вероятнее всего, был болезненным. Не напрасно ведь, младенцы, появляясь на свет, начинают орать. Первый вдох, видимо, обжигает. Если сунуть голову в воду и вдохнуть, ощущение, скорее всего, аналогичное. Также больно, но есть одно существенное отличие: для вдохнувшего воду человека он становится смертельным, а для младенца, наполнившего лёгкие воздухом – начало жизни в этом безумно красивом мире.
Однако, сколько бы не сопротивлялся, природу не обманешь. В какой-то момент процесс пошел, и я огласил-таки родильную палату своим «уа». Представляю радость моего папы, когда ему сообщили о рождении сына. Судя по тому, как он «нарюмился» при появлении на свет моего братишки Андрюхи (а мне тогда было восемь, и я всё помню), что-то похожее должно было произойти и при моём явлении. Скорее всего, отмечалось даже более торжественно. Ведь я был первенцем! Анатолий Александрович Гагин, мой родитель, человеком был веселым, компанейским, и я ни капли не сомневаюсь, что он напоил всех своих друзей, знакомых, не очень знакомых, и их знакомых тоже.
Произошел акт моего явления в мир в роддоме воинской части, номера которой не помню, да и не важно, на Среднем Урале, не очень далеко от города Качканар. Отец служил сверхсрочником, о служебных обязанностях никогда не рассказывал, а я не спрашивал, интуитивно следуя поговорке: «меньше знаешь – лучше спишь!»
Самое раннее воспоминание о папе – когда мне было не больше двух с половиной годиков. Я только что проснулся, а он пришел с работы и ещё не успел снять военную форму. Взяв меня на руки, стал ходить из угла в угол по комнате. Моя голова уютно лежала на его сильном плече, и так было спокойно и радостно, никакими словами не передать. Родился он 1 августа 1935 года в селе Летово, Рыбновского района Рязанской области, то есть в день моего рождения ему до прожитых «четверти века» не хватало всего двух с половиной месяцев.
Родители отца, то есть мои бабушка с дедушкой, расстались во время войны, поэтому деда, Александра Семёновича Гагина, я никогда не видел. Он вернулся с фронта по ранению в 1943-м и, оставив бабушку с тремя детьми, уехал куда-то, где обзавелся новой семьёй. Причина, по всей видимости, банальна по своей сути. Находясь в госпитале по ранению, которое привело его к инвалидности, познакомился там с медицинской сестрой. Вспыхнула страсть, что часто случалось в госпиталях между излечивающимися от ран солдатиками и женской частью медицинского персонала. На фронт больше не попал, комиссовали, но и домой не вернулся, уехав жить к своей зазнобе.
Бабушка, Анастасия Сергеевна, так всю жизнь и прожила одна, воспитав троих сыновей. Старший – мой крестный – дядя Коля, средним был мой родитель и младший – дядя Вова. У бабушки был еще один сын, родившийся то ли в 30-ом, то ли в 31-ом году, которого назвали, как и батю, Анатолием, но он умер в младенческом возрасте. Получается, что бабуля рожала четыре раза и только мальчишек. Помню, как она сокрушалась, что у неё нет дочерей.
– Господи, как было бы хорошо, если бы у меня была хоть одна дочка!
– А почему? – удивлялся я.
– Мальчишки выросли и разлетелись, кто куда. А девочки, они к матерям ближе.
Бабуля была сильно верующим человеком. Всю жизнь трудилась и молилась, не пропуская ни одной службы, ни одного религиозного праздника в Летовской церкви Космы и Демьяна. Часами простаивала у икон в нашем деревенском доме. До сих пор помню её шепот в полумраке горницы и вижу поклоны перед мерцающей лампадкой. Каждый вечер и каждое раннее утро она молилась за сыновей, за внуков, испрашивая у Бога лучшей доли своим близким. И так всю жизнь.
