Жил да был один маленький бельчонок, звали его Бельчоп. Услышал как-то поутру бельчонок разговор своей мамы с соседкой – рыжей белкой, заглянувшей к ним на минутку – одолженную корзинку вернуть:
– Спасибо за корзинку, соседка. Уже осень на пороге, а там и зима не за горами. Как ни нарядна рыжая шубка, а придётся скоро поменять её на серую. Серый цвет не так хорош, только он для вездесущей куницы зимой не так заметен. Я думаю, что и бельчат пора обучать, как от куницы прятаться.
– И то верно. Да только мой бельчонок Бельчоп, сколько ни учи его уму-разуму, всё равно норовит убежать к птицам, чтобы вторить их хорам, усевшись рядом с ними на веточке. Или, – случается, – дятлу подражает, постукивая орешком по стволу дерева. Беда, да и только! Как его в самостоятельную жизнь выпускать – ума не приложу: в одно ухо влетает, в другое вылетает вся моя наука.
– Не знаю, что тебе, соседка, и посоветовать. Да только бежать мне надо, поторапливаться с заготовкой грибов и орехов, да и за бельчатами надо присмотреть, – откланялась рыжая белка и поспешила к своему дуплу.
– Эй, Бельчоп, где ты там, помоги мне, пожалуйста, сушёные грибы с веточек снимать и в дупло прятать, а то, я смотрю, дождик начинает накрапывать. Оглянуться не успеешь, как осень пролетит, а там с нас и зима спросит, чтó успели на зимовку припасти, – принялась увещевать белка своего сына, торопливо снимая грибы в принесённую соседкой корзинку.
– Сейчас! Иду, мама, – откликнулся бельчонок, задумчиво осматривая себя с лап до хвоста. – И почему это я такой, как мама говорит, несерьёзный?.. Вот так так, – и у меня до сих пор шубка рыжая! вот помогу я маме – и переоденусь без её помощи в серую шубку. То-то мама обрадуется, какой я самостоятельный…
– Сейчас! Иду, мама, – повторил бельчонок. – Только переоденусь и приду!
И выпрыгнул из дупла.
– Синь-синь, – похвал бельчонок синичек, и те тут же слетелись на его зов.
– Милые пискухи-синички, на сегодня мы отложим наши спевки, мне необходимо самостоятельно к зиме переодеться. Не подскажете ли вы, кто пошил вам ваши жёлтые кафтанчики? Может быть, и я у этого портного себе шубку на зиму закажу.
– Синь-синь, – засмеялись синички. – Ну и смешной Бельчоп! Мы вовсе и не шили наши жёлтые кафтанчики, а носим их всегда, – ответили синички и упорхнули себе восвояси. «Вот неудача», – подумал бельчонок и постучал орешком по стволу дерева. На стук прилетел дятел.
– Подскажи мне, милый дятел, где ты заказывал себе красную шапочку и жёлтую накидку? Мне необходимо самостоятельно к зиме переодеться, может быть, и я там себе к зиме шубку закажу.
– Ну и ну, – опешил дятел – и вовсе я не заказывал себе шапочку и накидку. Я всегда их ношу, – ответил дятел и полетел по своим делам.
Совсем расстроился маленький Бельчоп, собрался было спросить у пролетавшего мимо селезня, где тот раздобыл себе зелёный картуз и коричневый кафтан, да неожиданно свалился с ветки – а когда ему удалось закарабкаться на дерево к своему дуплу, уже вечерело.
– Мама, я нашёлся! – бросился маленький бельчонок к встревоженной маме. – Я хотел самостоятельно переодеться к зиме и искал, кто бы мог подсказать, где мне серую шубку себе пошить…
– Не надо было её искать, – понимающе и загадочно улыбнулась мама. – Твою шубку я храню в сундучке, придёт время, я её достану. Завтра, как проснёшься, я расскажу тебе, как и для чего белки шубки переодевают. А сейчас ложись спать, поздно уже.
Свернулся бельчонок клубочком и заснул… как вдруг, внезапно, озарилось дупло таинственным серебряным светом: бельчонок выбрался наружу и изумился, – между ветвями дерева его поджидал эскорт, составленный из порхающих синичек, держащих в клювах мерцающее звёздное кружево.
– Садись скорей, маленький бельчонок, и мы отнесём тебя в звёздное царство музыки! – Одна из синичек подлетела к нему и опустила на его голову крошечную хрустальную корону, две другие накинули на него серебряный переливающийся плащ, а четвёртая принесла ему хрустальную палочку со словами: – Возьми эту палочку и восцарствуй в мире музыки!..
Прыгнул бельчонок в карету – на сияющее кружево, эскорт взмыл вверх, и перед ними раскинулось сверкающее от падающих звёздных снежинок небо.
– Звездопад, – замер в восхищении бельчонок. А потом стал и сам прикасаться своей хрустальною палочкой к каждой звёздной снежинке, пролетающей мимо, легко и свободно паря на изящном кружеве, что, трепеща, поддерживали неутомимые пискухи-синички, и вдруг запела каждая звёздная снежинка на свой собственный лад, рождая музыку сфер, и закружился бельчонок в сверкающем снежном звездопаде. И маленький рыжий бельчонок, дирижирующий звездопадом, и золотистые синички, и искрящиеся звёздные снежинки слились в сверкающий поток, не знающий времени и границ, космическая музыка заиграла во всех своих переливах, как огромный прекрасный алмаз, преломляющий свет несметным множеством своих граней. Бельчонок внял космической гармонии – и незаметно растворился в ней.
И вдруг из далёкого далека стала приближаться к нему звезда – и неожиданно заговорила голосом мамы:
– Бельчоп! пора вставать.
– Ах, мама, какой я сон видел! Я бы очень хотел стать музыкантом, чтобы дирижировать музыкой сфер…
– А как ты это собираешься делать? – поинтересовалась у своего сына рыжая белка.
– А я возьму хрустальную палочку и буду прикасаться к каждой снежинке, пролетающей мимо, когда наступит зима…
Посмотрела белка внимательно на своего сына и говорит:
– Послушай, малыш! Музыкой сфер не надо дирижировать, надо лишь вслушиваться, как звенят капли и поёт струящаяся вода во время дождя, как гудит зимой ветер, крутя снежинками, как шумит он, играя верхушками сосен, как плачет вьюга в заснеженном поле. И если твоё сердце сумеет выразить это в музыке, ты станешь замечательным музыкантом. А пока ешь, фантазёр, – и положила перед ним горстку орехов.
…Прошла зима, и наступила весна. Бельчонок повзрослел, и он уже знал, как переодеваются белки к зиме. Но он всё так же заслушивался хорами птиц, вливаясь вместе с ними в поток радости бытия; спускаясь с дерева на землю, он слушал, как трогательно и чисто звенят ландыши в рощице, изумлялся прелести прозрачно-хрустальной музыки журчащих ручьёв, внимал зелёному шуму распускающейся листвы и цветов, – и, полнясь этой музыкой, стал насвистывать и сам, вторя ранее услышанному, изображая то неумолчную песенку скромного лесного ручья или звенящий ландыш, то трепетный лист или прекрасный цветок… и, заслышав его, переставала шелестеть шелками листва и цветущее весеннее разнотравье, – природа, затаив дыхание, вслушивалась в самоё себя, чтобы потом, очнувшись как от чудесного сна, призвать царственного певца слиться с её хорами, наполняя небо и землю прекрасной одухотворённой музыкой.
