Пусть я ещё маленькая, но уже не глупая. Я давным-давно поняла, что существует два мира: один реальный, а другой – мой. В реальном мире папы и мамы заботятся о своих дочках: по утрам заплетают косички, ворчат, мол, волосы всё время путаются, потом отводят в школу, ругают за невыученные уроки и варят настоящий суп из овощей, курицы и других ингредиентов вместо того, чтобы купить готовый бульон в пакете.
В моём мире по вечерам за мной присматривает соседка Джени. Она моментально засыпает, и я укрываю её одеялом, чтобы не простудилась. Бедняжка, разве она виновата, что вынуждена учиться и работать, работать и учиться, так что к вечеру она валится с ног от усталости? Когда папа с мамой приходят домой, я сама считаю, сколько они должны заплатить Джени. Родители такие рассеянные! Если бы не я, то они либо недоплачивали бы ей, либо переплачивали бы, а может, и вовсе забывали бы заплатить.
Это нормально. Мои родители в миллион раз моложе пап и мам моих ровесников. У них мало опыта, они новички, так что им нужна помощь.
Я придумала звание «Профессиональные родители», и, когда говорю, что папе с мамой до него далеко, они заливисто смеются и соглашаются со мной. А ещё я частенько напоминаю им, что мы не ели овощей уже две недели или что я самая застенчивая девочка на свете. Они всё время об этом забывают.
Родители уверены, что настанет день – и я излечусь от своей робости. Если бы это было так просто! Когда ноги потеют и плохо пахнут, ты посыпаешь их тальком или сбрызгиваешь дезодорантом, и дело с концом. От застенчивости так просто не избавиться. Именно так я и думала, пока не произошло вот что.
В ночь, когда началась эта история, Джени заснула в моей кровати, а я прилегла рядом. Мне не спалось. Везёт же моей няне! Она может спать где угодно, даже в неудобных местах. Мне бы так! По телевизору показывают такие передачи, в которых герои битый час мусолят одну и ту же тему. Когда меня что-то тревожит, голова напоминает одну из таких программ. Я снова и снова думаю о том, что не даёт мне покоя, а если у меня спросят, о чём задумалась, отвечаю, что о трассе «Формулы-1».
Тогда у меня из головы не выходили Палома и Беатрис, две самые напыщенные, бестолковые и гламурные мои одноклассницы. Весь год они издевались надо мной: то им казалась нелепой дешёвая одежда, которую мама с папой покупают мне на воскресной ярмарке, то насмехались над моей робостью, то, как в тот самый день, донимали меня, называя трусихой.
Не так страшно быть застенчивой; хуже всего, когда ты робкая и трусливая одновременно. Бабушка говорит, что робость – одна из форм трусости, но я с ней не согласна. Я стеснительная, а ещё до смерти боюсь всяких историй о привидениях и монстрах.
Палома и Беатрис узнали, что я ни разу в жизни не смотрела фильмы ужасов – вот какая я трусиха. Девочки сразу же всем об этом рассказали, и в классе меня подняли на смех. Была бы я просто боязливой, расквасила бы всем им носы, а так из-за своей робости даже не ответила на насмешки.
Лёжа рядом с Джени, я размышляла, как бы мне стать смелее, чем ниндзя, и бесстрашно раздавать оплеухи направо и налево. Мне ничего не пришло в голову, я устала думать и махнула на это рукой. Но, несмотря на утомлённость, мне не спалось. Джени сильно простудилась и храпела как паровоз. Я села в кровати, мне было грустно и хотелось спать.
Рассказать бы няне о том, что я чувствую, но жалко было её будить. Поделиться мыслями с родителями я тоже не могла. Они думают, что у девочек моего возраста только две беды: не знаешь, что надеть, юбку или брюки, и не можешь съесть на десерт шоколадный торт, когда тебе вздумается.
Я почувствовала себя маленькой, одинокой и жалкой, какой бывает маленькая, одинокая и жалкая тряпичная кукла, забытая на дне коробки. И, собравшись с мыслями, сильно-сильно пожелала, чтобы кто-нибудь мне помог. Ничего не произошло. Хотя нет, в соседней комнате что-то шевельнулось. Я решила взглянуть, что это было; сердце забилось со скоростью тысяча ударов в минуту, коленки задрожали. Как ни злилась я на себя за трусость, а сделать с этим ничего не могла.
Но оказалось, что шумели вовсе не привидения. Просто с полки упал DVD-диск. Один из моих любимых фильмов.
Палома с Беатрис и тут посмеялись бы надо мной. Сказали бы, что это развлечение для малышей, и так оно и есть: это кино для маленьких девочек, таких как я. Поставив диск на место, я перевела взгляд на самую верхнюю полку, туда, где стоят запрещённые фильмы. Взрослые всегда убирают такое на самый верх, чтобы дети не смогли дотянуться (моим наивным родителям даже в голову не приходит, что можно подставить табуретку). Наверняка на верхней полке найдётся какой-нибудь ужастик. Может, посмотрю несколько минут, хотя бы самое начало, а там, глядишь, и до конца доберусь.
Я взобралась на табурет и стала искать: вот фильмы о войне, а вот о боксёрах, о любви, где герои целуются и занимаются всякими непристойностями. Нашла! «Синий ужас»!
Дрожащими руками я взяла диск, и при взгляде на обложку по телу пробежала дрожь. Просто кошмар: название фильма написано синими, как бы подтаявшими буквами. Я чуть было не вернула диск на место, но подумала, что Палома с Беатрис правы: позор-то какой, в моём возрасте не посмотреть ни одного ужастика! Делать этого мне не хотелось, но я решила: хватит быть трусихой.
У меня было дурное предчувствие. От волнения вдруг заурчало в животе. Будто он знал, что добром это не кончится, и пытался разбудить Джени. Посмотрим «Синий ужас» вместе, подумала я, а если станет совсем страшно, можно обнять няню и сжать её так крепко, как будто выжимаешь сок из апельсина. Хотя на самом деле мне хотелось, чтобы Джени строго-настрого запретила включать фильм, чтобы сказала, что я ещё маленькая и мне пока рано такое смотреть. В голове перемешались страх и решительность, желание побороть трусость и стремление навсегда остаться трусихой.
Джени спала очень крепко. Я всё перепробовала: и трясла её, и пятки щекотала, – но няня так и не проснулась. Вернувшись в комнату совсем одна, я включила фильм и целый час, дрожа от страха, неотрывно смотрела в экран.
Фильм назывался «Синий ужас», потому что главная героиня, зловещего вида девочка, пускала синие молнии из глаз. Те, кого она поражала этими молниями, становились такими же жуткими, как она. К концу фильма женщина-учёный поняла, что остановить полчище заражённых девочкой людей может только сок редкого кактуса. Всех пострадавших щедро обливали этим соком, и они снова становились самими собой. Из моего пересказа непонятно, чего тут страшного, но образ главной героини, с улыбкой стреляющей молниями из глаз, наводил неподдельный ужас. Честное слово! Досмотреть я не смогла. Сдалась, когда женщина-учёный сражалась с оравой монстров. Нужно было вырубить телевизор, но я так разволновалась, что перепутала все кнопки на пульте. Вместо кнопки выключения нажала на другую и прибавила громкость, а испугавшись, прибавила ещё.