«Не надейтесь, что, единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут – не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас оправдывающее. Они не стоят той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть»
Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шёнхаузен, канцлер Германской империи
Любая война – это очень плохо, это высшее и наиболее явное проявление зла. Богу и людям война категорически не нужна. Война калечит, убивает, разрушает, она оставляет после себя долго не заживающие телесные и душевные раны. Как у побеждённых, так и у победителей. Война, убийства – дело обычное, в истории не существует дня без войны. Все правительства, режимы, государства, империи рано или поздно исчезают с карты, слабых уничтожают, покоряют, так было всегда. Всегда правительство воровало из казны, а народ был лишь инструментом манипуляций и заработка.
Колонна бронированной техники застыла в нервном ожидании. Нет, не так, лучше – колонна застыла в тревожном ожидании. Точно, лучше в тревожном! В конце концов, мы же не кисейные барышни, чтобы нервничать, мы доблестные, суровые мужчины, поэтому не нервничаем, а тревожимся.
Над темно-зеленной бронированной «сороконожкой» повисло тревожное ожидание, предчувствие скорой битвы металось в воздухе, будто маленькая пичуга, которую поймали, лишили свободы и заперли в тесной клетке. Она бьётся о металлические прутья своего узилища, пытаясь вырваться на свободу. Птаха мечется, рвётся, бьётся, её перышки окрасились кровью, но она скоро вырвется на оперативный простор и полетит, широко расправив крылья.
– Нормально? – спросил я у старлея Баранова, показывая ему напечатанный текст.
– Пойдет, – махнул тот рукой, даже не глянув на экран планшета. – Как всегда пафосные строки, свойственные гуманитариям.
На безразличие и пофигизм Баранова я не обижался. Во-первых, он мне друг, хоть и старший лейтенант, и технарь до мозга костей, а во-вторых, на дураков не обижаются.
– Ты по факту можешь сказать, что не понравилось?
– Да, хотя бы, почему вы нашу группировку, сравниваете с небольшой птичкой, а не скажем, к примеру, с орлом? Все-таки, орел – как-то по солидней будет.
– Да потому что, наша группировка, которая заходит на Украину по численному составу в десять раз меньше ВСУ, – ответил я. – Поэтому, мы и маленькая пичуга. А еще напомню, что при освобождении Украины во время Великой отечественной войны, участвовало свыше двух миллионов бойцов советской армии.
– Ясно, – хмыкнул Баранов. – Не знаю, как-то все равно не так. То, сороконожка, то пичуга. Какие-то сравнения у вас товарищ майор не солидные, не достоянные вооруженных сил Российской Федерации. Не могли сравнить с медведем. Символ России, между прочим, медведь!
– Медведь – это официальный символ «Единой России», а мы сейчас говорим не про символы всей страны целиком, а только про вооруженные силы, – передразнил я подчиненного. – Символ нашего спецназа, на минуточку, летучая мышь. Тоже согласись не совсем солидно, так что не умничай, а один из символов Украины – это орел-сапсан. Так, что будет весьма логично, что сапсану противостоит небольшая, быстрая и верткая пичуга. Надо, чтобы птицы бились с птицами, а звери с зверями. И если мы обращаемся к образу медведя, то нам надо и на той стороне отыскать похожий тотем.
– Ну, так бы и написали.
– Киря, что с камерой у зенитчиков?
Озадачил я старлея, чтобы не зазнавался, и чтобы вечный расвиздяй Баранов отвлекся от портативной игровой консоли «геймбой».
– Все нормально, сигнал стабильный, и остальные камеры тоже передают картинку хорошо. Сейчас заархивирую отснятое и начну передачу в ЦУП. Так, что товарищ майор, всё на мази! Не переживай Константинович, все под контролем. Может пожрем?
– Рано, позже пожрем, – я пресек попытку незапланированного чревоугодия. – Иди проверь камеры на автоматах десантников. Чтобы руками их лишний раз не мацали и еще раз им мозги прочисть насчет материальной ответственности. Может по дороге какой-нибудь интересный ракурс разглядишь.
– Хорошо, – понуро опустив плечи и изобразив на лице вселенскую тоску старший лейтенант Баранов отправился выполнять приказ.
В обычной обстановке нашего расположения Баранов редко бывает таким сговорчивым, знает скотина себе цену и прекрасно понимает, что за любое хулиганство будет наказан не строго и быстро прощен. А все, потому что редкого мастерства у него руки и чрезвычайно находчиво работает соображалка под черепной коробкой. Кирилл Баранов, так и не закончивший МФТИ, слыл электронным гением и повелителем любой вычислительной технике. Его руки, управляемые пытливым мозгом, могли собрать, разобрать, починить, усовершенствовать и доработать любую электронику, даже военную. Ну, а то, что он при этом был чрезвычайно ленив и при каждом удобном случае отлынивал от службы, так, это вообще, проблема всей современной молодежи. Да, возможно, двадцать семь лет – это уже вполне приличный возраст и пора бы уже набраться ума, вон в его годы Сашка Македонский завоевал уже полмира, а этот все никак в своем кабинете-мастерской порядок навести не может.
Как только Баранов покинул теплый десантный, а в случае нашей компоновки бронеавтомобиля – грузовой отсек, я тут же перевел свой командирский взор на оставшихся членов экипажа: водителя старшину Павла Петровича Шушина и прапорщика Серегу Дрынова. Оба делали вид, что спят. Знали гады, что как только Баранов выпадет из сферы моего влияния, я тут же переключусь на них.
– Папаша, Дрын, а ну хватит изображать из себя спящих красавиц, мне нужно ваше серое вещество.
– Майор если ты голодный, то лучше схомячь паштету или тушенки, а не наши мозги, ибо мои уже давно заплесневели, а у Серого, их, вообще, нет.
– А чего, это у меня мозгов нет?
– Были бы у тебя мозги, ты бы не стал в присутствие боевых товарищей выкидывать фокусы с заменой запалов в ручных гранатах.
– Да, я ж осторожно, с соблюдением всех необходимых предосторожностей.
– Все твои предосторожности, могли оказаться размазанными по внутренней обшивке машины. Понял? Чтобы больше своими шаловливыми ручками гранаты не цапал! – строго произнес пожилой старшина.
– Дык, я, – начал было Дрынов, но тут же был перебит мной.
– Молчать! Дрынов слушай старших и опытных товарищей, а Баранова не слушай, он у нас в вопросах обращения с оружием тот еще диванный эксперт.
– Между прочим мое воинское звание – прапорщик, – заявил молодой Дрынов, – а Папаша, у нас старшина, и значит должен мне подчиняться.
– А я, между прочим, – передразнил я Дрынова, – разрешил товарищу старшине, тебя и Баранова в случае вашего непослушания или дуралейства, бить. Ясно?
