Глава 1. Начало, и кое-что о талантах
– Ты гребанный кусок дерьма! Три стакана кофе? Три?! – я вопил так, что вены на шее вздулись до небывалых размеров.
– Лендер, ну что я сделаю? – паренек в синих очках растерянно ворошил блокнот на столе. – Я же не могу выйти на улицу и зазывать посетителей, люди жалуются на малый ассортимент и мрачную атмосферу!
– Щенок! Ты стоишь тут так, будто только что из могилы выполз! Улыбка твоя где? Я бы тоже не пил тут ничего, ведь бариста – чертов кретин, не умеющий расположить к себе никого, кроме старых алкоголиков!
Я швырнул кружку на пол, но она каким-то непостижимым образом осталась цела. Развернувшись, я зашагал твердой походкой к выходу и устремился прочь от кофейни, не приносившей никакой прибыли. Я уже почти бежал, нагло расталкивая прохожих. «Не может он… Тупой ублюдок!»
На улице уже потемнело, а потому они пустели. Люди торопились занять свои удобные местечки возле жен, мониторов и барных стоек, ведь рабочий день большинства близился к концу. Автомобили скапливались на небольших участках дороги, образуя вереницу по типу мигрирующих муравьев. Я шагал очень бодро, лавируя между молодежью, которая наоборот только выползала на улицу. Ночная жизнь в городе кипела настолько, что почти каждый день по местным новостям сообщали о том или ином событии.
Дойдя до проезда, я посмотрел на двух молодых девушек, стоящих рядом с воротами своего дома.
– Вы кого-то ищете?
– Да нет… – пожала плечами белокурая дама и уставилась на меня и на мой огромный шрам и висящие немытые длинные волосы.
– Тогда нечего тут стоять! Это моя территория, идите в другое место, иначе я проломлю ваши тупые головы!
– Мудак! – вторая девушка потянула за руку блондинку, и они поспешили уйти.
Коряво улыбнувшись, я открыл калитку и через минуту почивал на своем любимом кожаном диване, попивая лондонский джин.
«Она по любому посчитала меня уродом» – мысль неожиданно ворвалась в мою голову.
Я всю жизнь пытаюсь вести себя так, как не свойственно обычным людишкам. Как именно? Не смотреть по сторонам, ставя нерушимую ментальную завесу. Ведь нотка загадочности всегда придаст свою изюминку, особенно, когда ты – двухметровый одноглазый скелет, с уродливым шрамом в пол лица и жидкой бородкой. Но всегда сложно отрекаться от мнения социума. Безусловно нет людей, кому плевать на чужое мнение, на сторонние взгляды, но все мы любим строить себя по типу великих вымышленных личностей. Ведь мы – коконы, которые, увы, никогда не раскроются и будут вечно прозябать в котле из собственных неудач. Кстати, джин казался сегодня еще более мерзким, чем когда-либо, поэтому я уложил бережно стакан на полку и лениво откинулся на спинку дивана. Мысли прервал упорный стук в калитку, и я медленно побрел во двор, поправляя подол плаща. Открыв, я немного опешил. Передо мной стоял Шот с двумя полуголыми девицами с огромным косяком в зубах.
– Старина Ленни! – Шот попытался собрать глаза в кучу, но получилось плохо. – Займи деньжат до завтра, я верну вечером, отвечаю.
– Эмм… на травку и проституток? Шот, а ты помнишь, что торчишь мне еще тысячу? – я потрепал юношу за волосы и тот оттолкнул мою руку.
– Ну Лендер, выручи, очень надо. Я тебе за это дам чего-нибудь интересного… – Шот вытащил пластину таблеток из кармана клетчатой рубашки.
Я молча закрыл дверь прямо перед ним и насвистывая побрел в дом, выслушивая шквал ругани из-за ворот. Этого торчка давно нужно было упекать в дурку, ведь он не трезвеет никогда. В 20 лет стоило бы чем-то занять себя, а не водить проституток домой. Раньше, когда родители Шота были живы, он был славным малым и нередко приходил ко мне домой посмотреть на мои полотна и поучиться художественному мастерству. Мечтал стать художником, писал неплохие пейзажи, совмещая с этим учебу в колледже. Но когда Тереза со своим хахалем попала под лавину в горах, парень окончательно съехал с катушек, начав употреблять все подряд в восемнадцатилетнем возрасте. Кисть с маслами, разумеется, он с тех пор откинул подальше, заменив на марихуану и колеса. С тех пор так и живет, превратив уютный домик в притон для вечных тусовок и прожигания денег, которые слал ему дядя из Австрии. В глубине души я жалел Шота, но все мы сами избираем свой путь, никто насильно нам не пихает в рот наркоту и не вбивает в голову блудливые делишки. Так что, возможно, скоро и его вынесут вперед ногами из притона. В свой последний тридцать первый день рождения я наблюдал, как Шота выводят со двора, давящегося рвотными массами и пытаются вызвать скорую, так что тут и так все ясно.
Я достал мобильный телефон и увидел три пропущенных от Адель, дочери моего друга Мануила. Она ходит ко мне для того, чтобы я учил ее академическому рисунку, ведь в престижном вузе, имея богатого отца нужно быть первой во всем. Так она считала всегда, ставя свое «я» превыше всего, отшивая десятки нищих латиноамериканских подростков, рьяно ухлестывающих за ней. Как по мне, Адель – очередная избалованная малолетка, не имеющая за собой ничего, кроме классной задницы и больших губ. И рисовала она откровенно говоря ужасно… Казалось, что даже Шот, будучи обдолбаным, способен на большее. Но, дабы не обижать Мануила, я согласился улучшать ее навык, ведь мне еще и платили за это. Деньги решают все. Бездарная мазня Адель продвигалась отцом в галереи города, где работали его друзья, а мои шедевры не брали даже на выставку любителей, ведь арт и абстракция ценится только избранными.
– Алло, Лендер, вы дома? – спросила Адель сонным голосом.
– Да, можешь приезжать, я как раз освободился. – я не дослушал попытку вставить еще одну фразу и положил трубку, удаляясь в комнату, оборудованную под мастерскую. Разложив все необходимое, я уставился на полотно, написанное мною недавно. На нем был изображен огромный глаз, со стекающими из зрачка каплями различного спектра цветов, украшенными странноватыми линиями, похожими на молнию. Глаз был чем-то вроде портала в мир иной и при более внимательном наблюдении можно было заметить, что он был вогнан в кирпичную стену, исписанную ломаными граффити и расклеенную листовками. У домов ведь тоже есть глаза и они наблюдают за вялым двуногим биопланктоном, проходящим мимо. Технически работа была выполнена по всем правилам сюрреализма, и я видел в полотне больше, чем многие. Ведь мне всегда казалось, что за мной наблюдают, нечто необычное, живое. С отвратительным дыханием и пристальным взором. Для этого создавался глаз, дабы служить дополнительным органом. У меня то глаз всего один и назвать это «третьим оком» было бы забавно, но иногда нотка черного юмора была как нельзя кстати, особенно в период прихода Адель.
