Свет фар вырвал меня из темноты и ослепил. Тишину
разорвал гудок клаксона.
«Это конец», – пронеслось в голове.
Бежать? Куда?! Да и нужно ли?.. Я чертовски устал
от всего этого! Я сеял вокруг себя одну только смерть. И вот она пришла за мной,
положила костлявую руку на плечо и дыхнула в лицо мертвецким холодом. Ну,
здравствуй, старая подруга. Я закрыл глаза.
Сигнал раздался снова. Большой трак, может быть
даже «грузовой лайнер[1]». Он не
успеет остановиться. Слишком близко. Слишком быстро.
Это конец.
* * *
У каждого
человека есть особый дар. Кто-то хорошо поёт, кто-то прекрасно играет на
скрипке, а кто-то готовит самую лучшую пиццу в Нью-Йорке, как Антонио из
пиццерии «У большой мамочки» на углу Гранд-стрит и Прескотт. А есть люди, чей
дар представляет собой нечто особенное. Дар, чудо, сверхспособности –
называйте, как хотите. Это то, что делает их не просто людьми, но и не делает
супергероями.
Я знал
одного парня, он мог надуть дирижабль с одного раза. Невероятный объём лёгких.
Говорят, его нашли мёртвым в каком-то притоне. Травка. Вдохнуть очень много он
смог, лёгкие позволяли, а вот сердце не справилось.
Я знал одну
девушку, – а она была ничего себе девчонка, умненькая, – она могла поднять
поезд одной рукой. Тоже погибла. Нет, не надорвалась, поднимая Эмпайр-стэйт[2], её
застрелили какие-то уроды в уличной перестрелке. Мне даже было немного жаль её.
Много людей,
много сверхспособностей, а итог один: наши особые силы — это не дар, а сущее
проклятье. Кто там говорил: «с великой силой приходит великая ответственность»?
У него наверняка не было того, что есть у нас. Силы, которую мы не умеем
контролировать. Силы, которая контролирует нас и нашу жизнь.
Некоторым
повезло больше: кто-то умеет летать, кто-то обладает сверхзрением или сверхслухом.
Кто-то находит своё место в мире даже просто оставаясь обычным человеком.
Кто-то, но не я. Мой дар не даёт мне возможности оставаться обычным и не даёт о
себе забыть. А я хотел бы о нём забыть хотя бы на один день. Жаль, что нет
кнопки «выключить сверхспособности». Остаётся смириться и пытаться жить дальше.
Из-за своих
способностей мне пришлось уйти из дома в четырнадцать, как только они впервые
проявили себя. Первые два проявления, и у меня больше не стало ни родных, ни
дома. Долгое время я жил на улице, питался на помойках, ночевал в канализации.
А потом меня загребли полицейские. Попался в облаве с другими парнями. Чтобы
скрыть способности, и чтобы они никому не навредили, мне пришлось про них
рассказать, и меня сдали на попечительство Комиссии. После небольшой проверки
они включили моё имя в списки «одарённых», определили в детский дом и оставили
в покое.
Следующие
девять лет раз в год я исправно проходил проверку для тех, кто является носителем
Дара – они зовут это именно так, глупые люди. Я приносил банку с крошечной
белой мышкой, объявлял: «Я могу заставить время двигаться быстрее, но на очень
небольшой площади», и брал мышку в руки. Я изображал, что мне приходится сильно
сосредоточиться на временных потоках вокруг этого малыша: начинал морщиться и
кряхтеть, и в итоге мышка умирала. Её время закончилось, я забирал его. Я
показывал проверяющим дохлого грызуна, а они ставили необходимые печати в моё
личное дело. И они никогда ничего не спрашивали.
До двадцати
пяти способности ещё могли измениться: вырасти или проявить себя иначе, после –
уже нет. Мне исполнилось двадцать пять, и государство от меня отстало. И никто
из них не узнал правду. Мой Дар не ускорять время. Мой Дар не та пантомима, что
я разыгрывал перед комиссией из года в год.
Всё гораздо
проще.
Я и сам
поначалу не понимал, почему скрываю свои способности ото всех. Я просто делал
это и не задумывался. Они пугали меня самого – наверное, это самый верный ответ
на этот вопрос. А то, что нас пугает, заставляет нас этого избегать. Себя
самого я избегать не мог, мне пришлось принять свои способности. Но, приняв их,
я не перестал скрывать их от других людей. Хотя мне даже не надо стараться,
чтобы скрыть свои способности от любопытных. Такие около меня долго не живут.
Как, впрочем, и все остальные.
Всё
предельно просто.
Каждый, кто
ко мне прикоснётся, умрёт.
И это не могло
закончиться ничем хорошим…
* * *
От удара я чуть не упал. Били хорошо, крепко. Так,
что в голове гудело без перерыва. Я почувствовал, как стул придержали, не давая
упасть. Мир качнулся и встал ровно. Я попытался сфокусировать зрение. Не
получилось. Рядом раздавались звуки таких же ударов и стоны.
Нас держали в этом подвале уже несколько часов.
Задавали тупые вопросы и били. Мне казалось, что они кого-то ждут. Иначе давно
бы всех убили.
– Кто это сделал? – в очередной раз прогремело над
ухом.
Я замотал головой: не мог понять, откуда исходит
звук. Казалось, вопрос прогремел внутри черепной коробки.
Следующий удар был слабее. Неужели, выдохся?! Я
усмехнулся. Только сними перчатки. Только тронь! Мой Дар быстро покажет тебе,
кто и как это сделал.
* * *
Большой
благотворительный вечер на День благодарения состоялся в «Плазе» в центре
города. Шикарный отель, шикарный ресторан, шикарный вид на Центральный парк и шикарная
возможность подобраться поближе к мэру, чтобы выполнить заказ.
Всё вокруг
кричало о больших деньгах. Даже на мне был костюм, купленный за пару сотен
долларов. Это Тодд постарался. Выдал авансом чуть больше наличных и наказал не
поскупиться на покупке приличного наряда. «Приличный – значит дорогой!» –
уточнил он. А мне-то что? Не жалко. После убийства мэра я получу куда больше. Мы
с ребятами взяли напрокат серебристого красавца «БМВ Х5 М», чтобы не выделяться
из толпы приглашённых. Майк высадил меня чуть поодаль красной дорожки у
парадного входа и поехал на подземную парковку. Там он бросит «БМВ» и заберёт
меня уже на другой машине. Обыкновенное такси – лучший выбор, если тебе нужно
сделать машину незаметной посреди Нью-Йорка!
Всё шло идеально.
По плану. Я показал поддельное приглашение на вечер, суровый секьюрити нашёл
моё имя в списках и жестом пригласил пройти.
– Хорошего
вечера, сэр, – пожелал он сухо.
– Спасибо.
Я не
поскупился на улыбку. Надо быть максимально обычным, чтобы тебя не выделили из
толпы и не вспомнили, когда всё произойдёт, и копы начнут выкапывать
подробности этого вечера.
Вестибюль
блистал фотовспышками. Хорошо, что на мне солнцезащитные очки. Не чёрные, – это
было бы подозрительно, – а с большими серыми линзами типа «хамелеон». Я не
переживал, что меня узнают. Во-первых, я покрасил волосы в густой чёрный цвет
ради этого задания. Во-вторых, на моём лице красовались фальшивые усы и
бакенбарды. В-третьих, как только я получу деньги за убийство мэра, я свалю из
Нью-Йорка на тот срок, пока всё не успокоится. А если не успокоится, то и не
вернусь. Не велика потеря.
