Нина Федоровна насухо протерла запотевшее окошко и выглянула на улицу. Теплая осень щедро одела деревья в праздничные наряды и вся грунтовая дорожка, ведущая к дому, была усыпана оранжевыми кленовыми листьями.
Она болезненно поморщилась, с утра снова ломило спину, но очень уж хотелось сходить за грибами. Да и как тут усидеть дома по такой красоте! Выход в лес, стал для нее неизменным ритуалом, волшебством, когда некуда торопиться и, идя по мягкой мшистой тропинке, можно всласть вспоминать прошедшее, безмолвно беседуя с задумчивыми разлапистыми елями. Она и раньше любила лес, но теперь он, как старый друг, стал просто необходим, особенно после того как умер ее муж – лесник Василий.
Не на много пережил его и Сударь, их преданный старенький серый пес, с черной отметиной на носу и хвостом бубликом. Она вздохнула и тут же скупо улыбнулась. Вечером должны приехать внуки и будет здорово угостить их жареными опятами. Она уже успела покормить кабанчика Борьку, сыпанула корма курам, так что можно было собираться.
Нина Федоровна, доживала свой век, в одинокой избушке, бывшей раньше кордоном лесника, а теперь, после сокращения лесной службы, просто старым заброшенным домом. Она любила этот дом, почти как живое существо, и наотрез отказывалась переезжать к дочери в поселок. Да и до него, всего-то пять километров, всегда можно приехать.
Нина Федоровна оделась потеплее, натянула на ноги новомодные, утепленные пластиковые сапоги – подарок внуков, и взяла сплетенную из ивы корзинку, поделку ее покойного мужа. Корзинка была не очень удобной, но ей было приятно держать ее в руках и вспоминать Василия.
Старый дом кряхтел, поскрипывал, словно напутствуя ее в дорогу, и будто соглашаясь с ним, наклонялись от легкого ветерка верхушки, вековых елей. Вокруг стеной стоял дремучий лес, хотя частично уже посаженный в Советские времена, но большей частью, старый, первозданный.
Нина Федоровна не боялась леса. За долгие годы жизни на кордоне, он стал другом и внимательным собеседником, пусть и очень молчаливым. Да и чего опасаться? Каждая дорожка была не раз исхожена и хорошо ей известна. Если пойти прямо по этой тропинке, то выйдешь на полянку мшистых кочек, где обязательно будет клюква, а если пойти правее, то придешь на грибное место из высоких сухих холмиков перемежающихся с влажными болотистыми овражками, заросшими по краям, бледными, как привидения, подберезовиками. Вот туда-то ей и надо! Она весело пошла по тропинке, забывая о заботах и своем возрасте, вдыхая смолистый лесной воздух и слушая пересвистывания, сопровождающих ее синичек. Через несколько минут, она запыхалась и пошла медленнее.
«Ишь ты, разбежалась, как молодуха!» – посмеялась она над собой, раскрасневшаяся и опьяненная красотой осеннего леса. Пройдя еще немного, почти не глядя по сторонам и с улыбкой вспоминая веселые моменты своей жизни, она вдруг остановилась и огляделась. Этого не могло быть, но ей показалось, что лес вокруг незнакомый, а в воздухе стоял странный терпкий запах, такой сильный, что першило в горле. Запах был сладковатый, дурманящий, казалось, что где то рядом, рассыпали целый мешок специй. Муж говорил, что так в особые дни, пахнет редкий цветущий мох, а какой, она давно забыла. Помнила только, что цветет он вроде, раз в пять лет. Нина Федоровна растерянно оглянулась назад: « Да не могу я здесь заблудиться! Это просто невозможно! Наверное, задумалась и сильно забрала вправо. Ну конечно! Сейчас вот через этот овражек пройду и там, за плотным осинником, будет тропинка».
Она повернула к овражку и в сильный запах мха, от которого свербело в носу, вплелся горьковатый запах влажных листьев. Налетел слабый ветерок и лес зашумел, заскрипел, словно недовольный ее решением. На березу напротив, сел большой черный дятел, выглянул из-за дерева, сверкнул любопытным черным глазом и с резким криком скрылся в чаще. Нине Федоровне стало немного не по себе, она миновала овражек с прелой листвой и зашагала по еле заметной тропинке, вьющейся по холмикам, плотно заросшим, тонкими чахлыми березками и худенькими соснами.
С обеих сторон тянулись, похожие друг на друга овражки, поросшие папоротником и костяникой, с лужицами темной, неподвижной воды, в которой отражались облака. От сильного запаха у нее начала кружиться голова, и даже ветерок не принес облегчения. Нина Федоровна, затуманено глядя под ноги, прошла еще несколько холмиков и остановилась. Лес становился все гуще, и она никак не могла определить, где находиться. Удивительно, но страха совсем не было, возможно просто мешал пронзительный запах, от которого все мысли путались, кроме одной – лишь бы скорее выбраться на свежий воздух.
Ей захотелось, чтобы кто-то был рядом и помог справиться с наступающим дурманом. Она подняла голову и с недоумением проследила взглядом широкую полосу блестящей слизи, которая тянулась по траве вдоль тропинки и терялась под громадной елью. Казалось, что здесь проползла гигантская улитка.
«Никогда такого не видела!» – слабо удивилась Нина Федоровна и внимательнее посмотрела под ель. Неожиданно впереди затрещал валежник, и на дорогу выбралась собака, настороженно глядя на женщину, немигающими желтыми глазами. На тропинке она остановилась и несколько раз нервно дернула хвостом бубликом, словно раздумывая, что делать дальше. Нина Федоровна подслеповато сощурила глаза и разглядела на носу пса, черную отметину.
«Сударь!» – позвала она, отказываясь верить своим глазам.
Собака подошла ближе и немного оскалила зубы, словно улыбаясь.
«Сударь!» – радостно повторила Нина Федоровна и коснулась рукой гладкой шерсти. На нее разом навалилась страшная усталость, и она села на тропинку, опустив рядом корзинку.
«Сударь, но как, же ты здесь?» – бормотала она, гладя собаку, а та стояла рядом и лизала ей лицо, горячим шершавым языком. Нине Федоровне стало так хорошо, как давно уже не было, недомогания отступили, а перед глазами медленно кружились улыбающиеся образы близких. Она почувствовала себя бодрой и сильной, такой сильной, что легко парила высоко в небе, окутанная теплыми лучами заботы и любви.
Пожилая женщина счастливо улыбнулась и потеряла сознание.
