Июль того лета, когда я женился, запомнился мне тремя интереснейшими делами Шерлока Холмса, в которых мне посчастливилось участвовать, изучая на практике его метод. Записки об этих делах, озаглавленных мною как «Второе пятно», «Морской договор» и «Усталый капитан», я бережно храню в папке «Приключения». К моему глубокому сожалению, в деле о втором пятне затронуты интересы столь важных особ, в том числе королевских кровей, что рассказать о нем публике я смогу лишь многие годы спустя. Отмечу лишь, что в этом деле, как ни в каком другом, Холмсу удалось во всем блеске продемонстрировать преимущества своего аналитического метода и поразить воображение всех, кто был вовлечен в расследование. Я сохранил почти дословную запись его беседы с месье Дюбюком – парижским полицейским – и Фрицем фон Вальдбаумом, хорошо известным специалистом из Данцига. Эти почтенные господа долго и методично разрабатывали след, оказавшийся ложным. Жаль, что поведать эту историю миру можно будет не раньше, чем наступит следующее столетие.[1]
А пока я перейду ко второму делу из списка – оно также затронуло национальные интересы и поразило мое воображение неожиданной и эффектной развязкой.
В школьные годы я сильно сдружился с мальчиком по имени Перси Фелпс. Мы были ровесники, но он обгонял меня на два класса. Перси обладал блестящими способностями и за время учебы собрал все мыслимые и немыслимые награды. Вершиной его успехов стала стипендия, позволившая ему продолжить свое стремительное продвижение наверх в Кембридже. Его семья имела большие связи, и Перси уже в начальной школе хорошо понимал значение того факта, что брат его матери – лорд Холдхерст – серьезный политик от партии консерваторов. Правда, в школе столь важное родство сослужило ему плохую службу: однокашники никогда не отказывали себе в удовольствии догнать зазнайку на спортплощадке и треснуть ему ракеткой по ногам. Однако все это осталось в прошлом, когда он вырос и занял положение в обществе. До меня доходили отдаленные слухи, что благодаря своим блестящим способностям и влиятельным родственникам Перси весьма неплохо устроился в министерстве иностранных дел. Потом я напрочь забыл о его существовании, до тех самых пор, пока мне не напомнило о нем следующее письмо:
«Брайарбрэ, Уокинг
Мой дорогой Уотсон, ты, конечно же, помнишь «головастого» Фелпса, который учился в пятом классе, когда ты перешел в третий. Возможно, ты даже слышал, что с помощью дяди я получил хорошее место в министерстве иностранных дел. Я всегда пользовался уважением и доверием начальства, но недавние обстоятельства погубили мою карьеру, обратив все мои надежды в прах.
Нет смысла описывать тебе подробности этого ужасного события. Но в том случае, если ты снизойдешь до моей просьбы, мне, вероятно, придется рассказать тебе все. Последние девять недель я провалялся в нервной горячке и только сейчас начинаю поправляться. Я еще очень слаб, чтобы куда-то выезжать. Как ты думаешь: не согласится ли твой друг мистер Холмс приехать ко мне? Я хотел бы узнать его мнение, хотя полицейские заверили меня, что сделали все возможное и дальнейшие действия бессмысленны. Прошу тебя: постарайся привезти его ко мне, и как можно быстрее. Когда над тобой висит столь тяжкое подозрение, минуты кажутся часами. Передай ему, что я обратился бы к нему за помощью раньше, если бы не провалялся все это время без памяти. Сейчас голова моя прояснилась, но я боюсь размышлять о случившемся, опасаясь рецидива болезни. Я все еще настолько слаб, что вынужден писать под диктовку. Прошу тебя: привези его.
Твой старый школьный товарищ Перси Фелпс»
Я расчувствовался, прочитав письмо Перси: было что-то трогательное в том, как настойчиво он просил меня привезти к нему Холмса. Настолько трогательное, что, будь даже его просьба более трудной, я все равно попытался бы ему помочь. Но к счастью, я знал, что Холмс настолько любит разгадывать подобные загадки, что всегда готов применить свое искусство на деле, лишь бы клиент был не против. Жена согласилась со мной, что дело нельзя откладывать в долгий ящик, поэтому вскоре после завтрака я уже находился в старинной гостиной на Бейкер-стрит.
Холмс, облаченный в домашний халат, сидел за рабочим столом и проводил химические опыты. В большой изогнутой реторте что-то бурно кипело, подогреваемое синим пламенем бунзеновской горелки, и в двухлитровой емкости конденсировались капли дистиллированной воды. Мой друг едва взглянул на меня, когда я вошел; видя, что он занят, я расположился в кресле и стал ждать. Он набрал по нескольку капель из каждой бутыли в пипетку, потом поставил на стол пробирку с раствором. В правой руке он держал лакмусовую бумажку.
– Вы пришли в самый ответственный момент, Уотсон, – сказал он. – Если эта бумажка станет синей, все хорошо. Если она покраснеет, оборвется жизнь человека.
Он окунул бумажку в пробирку, и та мгновенно стала грязно-малиновой.
– Хм! Так я и думал! – воскликнул он. – Еще секунду, Уотсон, и я буду в вашем распоряжении. Если хотите курить – табак в ночном тапке.
Холмс снова повернулся к столу и быстро нацарапал несколько телеграмм, вручив их рассыльному мальчишке. После этого он наконец уселся в кресло напротив меня и, подтянув колени к подбородку, обхватил их тонкими длинными руками.
– Самое обыкновенное убийство, – резюмировал он. – Похоже, у вас есть нечто поинтереснее. Ваше появление всегда предвещает преступление, Уотсон. Что на этот раз?
Я отдал ему письмо, и он прочитал его с глубочайшим вниманием.
– Оно дает не так уж много, верно? – заметил Холмс, возвращая мне письмо.
– Почти ничего.
– А почерк интересный.
– Писал не он.
– Естественно. Писала женщина.
– Да нет, писал мужчина! – воскликнул я.
– Нет, женщина, и необыкновенная, скажу я вам. И знаете, когда начинаешь расследование, уже сам факт, что, на свою беду или на счастье, клиент тесно общается с личностью незаурядной, дает пищу для размышлений. Вот видите, я уже заинтересовался. Если вы готовы, мы можем прямо сейчас поехать в Уокинг и взглянуть на попавшего в переделку дипломата и на женщину, которой он надиктовывает свои письма.
Нам повезло: мы захватили первый поезд, отправляющийся с вокзала Ватерлоо. Не прошло и часа, как мы оказались среди вересков и елей Уокинга. Уединенный особняк Брайарбрэ, находившийся всего в нескольких минутах ходьбы от станции, окружали обширные луга. Мы вручили свои визитки горничной, и она проводила нас в элегантную гостиную. Не прошло и минуты, как нас вышел приветствовать упитанный молодой человек. Ему было уже явно больше тридцати, но ярко-красные щеки и озорные глаза делали его похожим на пухлого шкодливого мальчишку.
