Тягучая, торжественная мелодия струилась в кабину «Орла». Классика мне вполне нравилась, но Джордж включал эту песню уже десятый раз подряд, и она начинала откровенно меня раздражать. Я мог бы захлопнуть крышку люка и отсечь посторонние звуки, но сквозь просвет тянулся гофрированный червь вентиляции, обеспечивавший конвекцию воздуха между «Орлом», «Драконом» и лабораторным модулем. Да и требования безопасности запрещали перекрывать пути эвакуации, а я, как-никак, командир и обязан служить примером остальному экипажу.
Надо бы уже это прекращать! Оттолкнувшись от стенки, я выбрался в переходной отсек, представлявший собой недлинный коридор с Т-образным перекрёстком в центре. Он служил узлом, соединявшим «Орёл», «Дракон» и лабораторный модуль между собой в единый межпланетный комплекс «Оркон». «Дракон» находился на противоположном конце коридора. Сквозь открытый люк просматривалось внутреннее убранство кабины, но бортинженера мне обнаружить отсюда не удалось. А проход в лабораторный модуль оказался запертым. На мгновение я напомнил себе, что так делать, в общем-то, тоже нельзя, но затем решил не дёргать Каори по этому поводу. Ей, наверное, осточертело слушать по кругу одно и тоже не меньше чем мне.
Судя по всему, борт-исследователь заметила меня сквозь иллюминатор, так как на подлёте к «Дракону», меня окликнули со спины.
– Что такое, Каори? – я крутанулся в невесомости.
На меня смотрела невысокая женщина с собранными в хост чёрными волосами.
– Хьюстонский Центр управления вышел на связь, – сказала она по-английски с мягким японским акцентом. – Объект снова активизировался. Параметры те же.
Я нахмурился.
– И что сказала Земля?
– Ничего конкретного, они пока ещё советуются с Москвой, – Каори поскребла ногтем указательного пальца по большому. – Мы выходим на окололунную орбиту через двенадцать часов.
В её словах явственно читался вопрос. Выходить на орбиту сближения с Объектом в подобной ситуации – не самая разумная идея. При планировании миссии, предполагалось, что мы попадём в окно между запусками частиц. Объект делал это с периодичностью раз в восемнадцать-двадцать дней. Иногда чуть раньше, иногда чуть позже. Но не спустя четыре дня после предыдущего запуска. И что бы не решила Земля касательно продолжения полёта, спустя двенадцать часов для нас это не будет иметь значения, так как сообщить нам о своём решении они не смогут.
– Если мы попадём под следующий запуск…, – осторожно добавила Каори. – Может стоит выйти на более высокую орбиту?
А теперь меж строк проглядывалось вполне конкретное предложение. Мы могли бы постепенно спускаться к объекту, виток за витком. В таком случае оставалось время, чтобы сбежать с Луны, если вдруг что-то пойдёт не так. Топлива у Оркона хватало, запасы кислорода, воды и прочих ресурсов позволяли продержаться несколько дополнительных дней. Но на Земле в этот момент ждали ответов, причём, как можно скорее, и все прекрасно понимали, что миссия невероятно опасна и является скорее актом отчаяния.
– Ты же не считаешь, что он начнёт отстреливаться, – попытался я отшутиться.
Попытка оказалась неудачной. Каори смотрела так, будто бы считала, что начнёт.
– Если одна такая частица столкнётся с кораблём…
Девушка умолкла, ведь дальнейших пояснений и не требовалось. Мы прекрасно понимали, что произойдёт. Каждый раз новая частица от Объекта вызывала широкий атмосферный ливень в атмосфере Земли. Целый каскад вторичных электронов обрушивался лавиной в том месте, где пролетала частица. Если такое произойдёт внутри корабля, то от электроники останутся лишь угли. От нас тоже останутся угли. Только ещё и радиоактивные.
– Понимаю твою озабоченность, – кивнул я, – но мне нужно подумать.
Каори ничего не сказала. Несмотря на страх, ей хватало выдержки держать его под контролем. За время совместной подготовки к полёту, наш борт-исследователь показала себя большим профессионалом.
– Вот что, – продолжил я, – собираемся на совещание. Через пять минут в Орле. Джорджа я приведу.
Каори кивнула, развернулась и полетела к месту сбора. Я же закончил свой изначальный маршрут и оказался во внутреннем отсеке Дракона. Подобно Орлу, он выглядел до крайности странным. Спешная переработка имевшихся на тот момент кораблей, потребовали просто титанической работы инженеров. Пришлось импровизировать буквально на ходу из-за сильно ужавшихся технологических возможностей, а спешка, к тому же, наложила на всё это свой флёр кустарности. Заменённые приборы торчали теперь наружу сквозь вырезанные куски в интерьерной обшивке, так как больше не умещались в запанельном пространстве. Светодиодные транспаранты соседствовали с обычными ламповыми. Сенсорную панель космонавта частично заменили громоздким кнопочным пультом управления. Всё это выглядело странно и по первой сбивало даже с толку, но, в целом, Дракон подвергся переработке куда меньше, чем Орёл. Российский корабль своим внутренним убранством теперь больше походил на своего предка – «Союз».
Бортинженер беззаботно парил посреди Дракона. Под ухом у Джорджа расположилась, соединённая с CD-проигрывателем. Рука, затянутая в рукав оранжевого комбинезона – экипажный цвет нашей миссии – качалась в такт мелодии, словно бы дирижируя невидимым оркестром.
Джордж вполне мог проделывать всё тоже самое в наушниках, но причина, по которой нам с Каори приходилось слушать его песню, относилась к незыблемой особенности любого космического полёта: острому стремлению контролировать окружение. В ситуации, когда твоя жизнь целиком и полностью зависит от корабельных систем, поневоле начинаешь воспринимать звуки работы приборов как некую неотъемлемую часть своей жизни. И если по какой-то причине эти звуки пропадают сразу возникает тревога и желание перепроверить состояние корабля. Поэтому ни мне, ни Джорджу, ни Каори не нравилось надевать наушники.
– Джордж, – настойчиво позвал я. На этот раз по-русски.
– Сейчас, – ответил он также по-русски.
«Nunc et in hora Mortis nostrae». Песня вышла на свою завершающую, торжественную ноту, и Джордж сопроводил её взмахом руки.
– Сейчас и в час нашей смерти, – пробормотал я. – Не очень обнадёживает.
Джордж, услышавший это ухмыльнулся, после чего кувыркнулся в воздухе и оттолкнулся от переборки.
– Что такое?
Он продолжал ухмыляться, и меня это удивляло. Он не меньше меня или Каори понимал опасность нашей миссии, но этот факт скорее забавлял его.
– Совещание в Орле, – пояснил я. – Через двенадцать часов выйдем на орбиту Луны. И у Каори есть важное сообщение.
