Предисловие ко второму изданию
Уважаемые читатели! Я счел своим долгом написать эти строки, несмотря на то, что к первому изданию повести никакого предисловия не наблюдалось и в помине. Данное решение было продиктовано двумя немаловажными обстоятельствами.
Во-первых, глава 204-190, созданная, согласно устной договоренности, не мной, а моим приятелем, вызывала многочисленные вопросы у детей и граждан преклонного возраста, воспитанных в суровое советское время. Поэтому, дабы оставить всё повествование в допустимых этических рамках, мне пришлось переделать эту главу и сократить ее настолько, насколько было возможно. В результате от нескольких страниц крайне живописного текста, осталось всего семь слов, и я знаю лишь одно литературное произведение, где есть глава еще короче.
Во-вторых, нам рассказывали, что один из экземпляров первого издания попал в кресло Главы администрации Московского района, летевшего из Санкт-Петербурга в отпуск на Канарские острова. Дорога была дальней, видимо поэтому наша скромная история так его впечатлила, что он распорядился, заручившись поддержкой своего начальства, заказать медные таблички-указатели, намереваясь установить их кое-где на Московском проспекте и вокруг него. А именно, в наиболее примечательных, с его точки зрения, местах нашей прогулки. Но, власть в городе поменялась, и сей просвещенный и инициативный руководитель покинул свой пост. Таким образом, его светлая и очень лестная для нас идея в реальности осталась невоплощенной.
Зато, решив однажды повторить наше путешествие, вы точно не столкнетесь с толпами паломников и туристов. А если возьмете с собой данный печатный или, как это сейчас модно, электронный экземпляр, то и таблички не понадобятся.
Автор
Всем тем, кто хоть однажды
останавливался на Московском проспекте…
По невесомым паутинкам легкого дождя, окутавшего утренний город, по разноцветным от радужных бензиновых пятен лужам, вдоль черных, как смоль, газонов, сверкающих лишь белесыми клочками осенних газет, мимо высокого, слепящего голубизной весеннего неба, двенадцатого апреля, в День космонавтики, шел я, как Юрий Гагарин, высокий и стройный… шел к своему приятелю Генри.
Телефон разбудил меня сегодня необычно рано для субботы – около десяти. Жалостливая мелодия старого домашнего аппарата, редко звучащего в эпоху господства мобильной связи, успела пропеть почти до последних нот, когда я соизволил встать. Признаюсь вам, что вообще-то я жаворонок, просто именно прошлой ночью мне пришлось изрядно потрудиться. А когда ложишься спать ближе к восьми утра, так быстро подняться совсем непросто. Голова спросонья слегка гудела, тем не менее, на звонок я ответил.
– Алле, – сказал я, зевая в трубку.
– Дрон, ты чего мобилу не берешь? – забасил угрюмо в ухо голос моего приятеля Генри, или Генриха, или Геннадия, если верить скучным паспортным данным.
Я бросил взгляд на мобильник, сиротливо лежащий на тумбочке вместе со связкой домашних ключей, и потыкал в него пальцем. Экран остался безнадежно тусклым.
– Сел телефон, – объяснил я в трубку. – А что за срочность-то, Генри?
– У меня проблемы, – печально произнес мой друг. – Я с Машкой поцапался. Хлопнул дверью и из дома ушел.
Это меня не удивило. Гена и Мария существовали в законном браке уже четыре года. И, согласно сформулированному каким-то башковитым мозговедом правилу, год назад у них должна была начаться полоса первого семейного кризиса, обычно бурного, как девятибалльный шторм. Но, то ли кризис в стране способствовал большему сплочению молодых семей, то ли их случай попал в разряд исключений из правил, но мелкие стычки, как и у всех, случались у них постоянно, а вот до крупных разногласий как-то не доходило.
– Поцапались – помиритесь, – философски заметил я. – Я-то здесь причем? Прервал мне, понимаешь, такой сон! Мне снилось, будто я – актер, моя партнерша – Ума Турман, а режиссер мой – Тарантино. И мы в Лас-Вегасе на съемках, и…
– Дрон, короче, я тебя жду, приходи.
Невежливый Генри.
– Куда приходить-то, Гена, если ты из дома ушел, как колобок в той сказке? – сказал я и зевнул еще раз, медленно и тягуче.
– Гастроном знаешь? Самый ближний, если к площади.
– Ну… знаю, – неуверенно произнес я. – Есть такой магазин в «Московском» универмаге, рядом с высотками. А ты что, там подсобку под жилье снял?
– Приходи, Андрюха, – взмолился мой друг. – Приходи, все объясню. Очень надо. Уже полчаса тебе названиваю.
– Ладно, – говорю. – Сейчас приду, только оденусь по-быстрому.
Я на минутку поставил на зарядку телефон, торопливо собрался, понадеявшись на теплую погоду и короткое путешествие, накинул на майку лишь легкую спортивную куртку, затем подумав, взял документы и все деньги, какие были в доме. Поскольку отпуск подходил к концу, финансовых средств оставалось совсем немного. В подъезде меня настиг еще один звонок. Тоже важный, также связанный с просьбой. Не откликнуться я не мог.
Район, в котором я обитал, считался престижным и весьма уютным. Летом (мое любимое время года) все здесь наполнялось пышной дикорастущей зеленью. Иногда, петляя между домами, вытянутыми пятиэтажными хрущевками, можно было оказаться в настоящих зарослях из кустов, лебеды, репейника и крапивы. Мне нравилось жить здесь, в затерянном, местами диком оазисе посреди большого города, всего в пятнадцати минутах неспешной ходьбы от метро и Московского проспекта.
Московский, 222 – такой адрес назвал Генри. Самый конец проспекта. Рядом – большая площадь с огромными скульптурами – монументом защитникам Ленинграда. Дом № 222 – это, по нынешним меркам, небольшой, построенный еще в конце 60-х годов торговый центр. Где в данный момент мирно сосуществовали продуктовый универмаг с неоправданно завышенными ценами, пара невзрачных кафе, несколько лавочек, предлагающих разнообразные услуги: от химчистки до ремонта часов, а также магазин сумок и кожгалантереи в вытянутой двухэтажной пристройке слева.
Генкину машину я заметил сразу. Японская иномарка оранжевого цвета подчеркивала своей редкостной окраской все своеобразие творческой натуры моего приятеля. Увидев меня, Генка сначала высунул из окна голову, громко свистнул, привлекая мое внимание, а затем и сам вылез мне навстречу, подавая широкую крепкую руку. Он был необычно одет сегодня – необычно даже для автомобильной прогулки. И если длинные серые трусы, украшенные орнаментом из желтых ромашек, еще кое-как могли сойти за шорты, то бежевая пижамная кофта с кружевными рюшечками выглядела смешно и совсем не к месту.
– Привет, – сказал я строгим голосом. – Ты что, забыл переодеться после сна? Выглядишь как колхозник. Или еще хуже. А на ногах что? Тапки?
