Олег с детства любил советские детективные фильмы. Даже если фильм шел по телевизору поздно, когда он уже должен быть в постели, выпрашивал у родителей возможность посмотреть. Обещал вымыть всю посуду, убраться, наконец, на письменном столе, целую неделю выносить мусор без напоминаний, в общем все, что угодно! Отец с матерью смеялись, знали, что все будет выполнено не более одного раза, но посмотреть любимый фильм разрешали. Больших проблем Олежка родителям не создавал, был в меру прилежен, учился неплохо, поведение тоже было нормальным. Родители знали, что Олег мечтает стать следователем, видел себя только в милицейской форме. Мать была, конечно, не в восторге от выбора, но молчала при сыне.
– Придумал же! Героем хочет быть. Чего хорошего? Зарплата – пшик, а опасность! – говорила Лариса мужу вечером в спальне, тихо, чтобы сын за стенкой не услышал
– Ой, да ладно тебе! Молод он еще, двадцать раз поменяется, вот в армии отслужит, увидишь, совсем другой придет – успокаивал жену Андрей Поляков, – Пацаны все хотят быть космонавтами, пожарными и т.д., а повзрослев, становятся шоферами и слесарями или наоборот врачами, или «учеными». Пройдет это.
Но это не прошло. Вернувшись из армии, Олег сразу же поступил учится в академию МВД. Отучился и вернулся в свой родной Энжинск. Его направили в районное УВД. Надев утром форму, он на крыльях полетел на новую работу. Встретили молодого лейтенанта радушно. Ребята были примерно одного возраста, дружные между собой, они сработались, состоялись, имели опыт в расследованиях. Начальник отдела Павел Петрович Никитин ребят своих любил, уважал, ценил их, в то же время опекал, отмазывал у руководства на ковре. Районное начальство про себя называли его «Отец родной». А ребята за глаза величали «Батей».
Олег рвался в бой, ему хотелось участвовать во всех оперативных мероприятиях. Но ему, как назло, поручали дела «скучные и нудные», он называл их «на одну трубку», как говорил Шерлок Холмс. Квартирные разборки, кражи колбасы из холодильника у соседа, мордобой возле пивного ларька – вот все чем приходилось заниматься Олегу Полякову.
Обычный рабочий день в УВД Энжинска начинался одинаково. Собрались на «развод». Никитин выслушал подчиненных, раздал указания. Закончил привычным «Все свободны», и народ начал расходится по рабочим местам. Олег сел за стол:
– Надо подбить итоги по своим делам, – подумал, а вслух произнес – Скучно на этом свете господа.
– Ты чего это? – удивленно поднял голову Саня Орлик, самый старший в группе опер, по прозвищу «Аксакал».
– Это не я, это Гоголь, Старосветские помещики, помнишь, Миргород. – вяло ответил Олег.
– А к нам в киносарай опять «Фантомаса» привезли, ждите, скоро дел будет много. – так же грустно отозвался Леня Борисов.
– Во-во, украли велик – Фантомас, штаны с веревки – тоже он. – отозвался Саня «Аксакал».
В дверь робко постучали:
– Можно? – прошептал голос в дверях – мне дежурный сказал сюда идти, к Полякову.
На пороге стояла женщина, немолодая с изможденным лицом. Проваленные, темно-синеватые круги под глазами свидетельствуют о том, что она много плакала и, как минимум, ночей 5 или 6 не спала.
Олег поднял голову, оторвался от своих бумаг и внимательно посмотрел на женщину.
– Проходите, садитесь.
– Спасибо. – она присела на край стула и нервно сжала в руках носовой платок.
– Меня зовут Олег Андреевич Поляков. Я вас слушаю.
– Я хочу написать заявление.
– Что у вас случилось?
– Понимаете, у меня недавно умерла дочь. Болела долго, 2 операции и ничего сделать так и не смогли, – женщина всхлипнула – вот 2 недели назад похоронили мы её. Отец слег от горя. Я вещи в морг сама относила. Платье её любимое, красное, ну и все остальное тоже. Её в церквушке местной отпевали, так вот на ней были все её украшения, не трогали мы ничего, цепочка с брелоком, кольцо. Батюшка закончил отпевание, предал её земле, повязочку на лоб надел, закрыли и повезли на кладбище. Открывать гроб уже было нельзя, так вот и захоронили.
Олег слушал внимательно, но и ни разу не перебивал женщину. Тема была скорбная, неприятная, Олег понимал, что человеку и так нелегко, надо было соблюдать терпение и такт. А посетительница, поплакав, продолжала:
– Я на 9 день навещала дочку, посадила вокруг цветочки. А еще через неделю пошла снова, чтобы табличку новую прикрепить, на заказ сделали. Пришла и чуть в обморок не упала, холмика – то и нет. Земля вся взрыта, как будто копал кто-то, могила почти плоская. Я побежала к бригадиру кладбищенских рабочих. А он мне сказал, чтобы я не нервничала, дожди долго шли – вот земля и просела. Предложили за деньги все подправить, привести в порядок. Я заплатила. А на следующую ночь дочка мне приснилась, пришла и плачет. Голая она пришла, совсем без одежды, жаловаться стала, что цепочку у нее украли, колечко, платье любимое. Проснулась я в ужасе, так до утра белугой проревела. И так вот уже дней 10, один и тот же сон. Вы не подумайте, что я с ума сошла от горя. Только вот не выходит у меня из головы могила дочери без холмика, как будто кто-то копал заново.
Слезы все текли по впалым щекам заявительницы. Олег записал ее показания слово в слово.
– Вот, прочитайте и распишитесь. – он протянул женщине лист с показаниями – Пишите «С моих слов записано верно» и подпись.
– Спасибо, что хоть выслушали. – женщина еще постояла, а потом оглядев лица оперов, вздохнула и вышла за дверь.
Через минуту зашел Никитин:
– Ну что, Пинкертон, какие мысли будут? – спросил он и сел на стул рядом со столом Олега.
– Даже не знаю. – ответил Олег.
– Глухарь – птица не певчая. – пошутил Леня
– Ладно, умник! Только глухарей нам не хватает. Между прочим, папка «отказников» тоже пухнет, как на дрожжах. Вот Поляков тебе и карты в руки, – Никитин нахмурился, но тут же улыбнулся – Не переживай, что-нибудь придумаем.
– Да тетя явно не в себе, горе у нее, вот и чудится всякое и снится. Надо думать, – Леня Борисов сморщился – ой, не люблю я такие вот дела.
– А кто их любит? – откликнулся Саня.
Андрей Савушкин сидел в беседке и смотрел на море. Уже темнело, и один за одним зажигались огни в Новороссийске, еще немного, и их будет тысяча. Беседка стояла прямо на краю обрыва и ощущение было такое как будто она висит в воздухе. Внизу был пляж. К нему вели почти 400 ступенек и обитатели турбазы, как правило, набирали с собой питье, еду и спускались на целый день. Это была последняя ночь, завтра предстояло отбытие домой, вещи уже собраны, просто Андрею захотелось еще разок – вот так посидеть, подумать, помечтать.
