С Камилем Шамильевичем Исхаковым мы познакомились давно, в начале 1970-х годов, когда оба были студентами, он – физического факультета Казанского университета, а я – факультета иностранных языков Казанского пединститута.
Как все молодые люди, мы многим увлекались. Но из всех забав, чем заполняла свое свободное время студенческая молодежь тех лет – спорт, музыка, стихи, туризм и т.п. – одно из увлечений оказалось общим: мы оба участвовали в самодеятельных спектаклях. Драматическая студия КГУ, где выступал Исхаков, заканчивала репетировать пьесу «Физики» Фридриха Дюрренматта. Кто-то из участников заболел, и меня – «артиста» народного театра Дворца культуры в Дербышках; есть такой эксклав на северо-восточной окраине Казани – позвали его заменить. Это стало поводом для нашего знакомства. И, как показала жизнь, началом многолетней дружбы.
Нам не довелось достаточно много поработать вместе, хотя все основания к тому были. Когда Камиля выдвинули на комсомольскую работу, вслед за ним в профессиональный комсомол пришел и я. В этом смысле я воспитанник Исхакова, свои первые навыки работы с людьми я получил от него. Второй раз мы оказались в одной лодке, когда Камиль пригласил меня стать его заместителем в полпредстве по Дальнему Востоку.
Но по жизни мы постоянно были вместе. Работал ли я в ЦК ВЛКСМ, в Государственной Думе, или был собственным корреспондентом газеты «Россия» в США, а Камиль вкалывал в Казани, упорно поднимаясь от одной ступеньки управленческой иерархии к другой, мы практически ежедневно созванивались, и часто приезжали друг к другу. Расстояния не имели никакого значения. Легкие на подъем Исхаковы навещали нас даже в Вашингтоне.
У нас и жены из одного комсомольского времени. Будучи секретарями райкома, мы женились на своих подчиненных. Мы были молоды, отчаянно любили, и нам было все равно, что подумает начальство. К счастью, начальство думало правильно, им был мудрый Альберт Асхарович Камалеев, тогда секретарь Советского райкома КПСС. Потом появилось «это чудо великое, дети» – наши дочери. Помню, в один из моих приездов в Казань Камиль заставлял меня – в тонких ботинках на декабрьском морозе – ползти по заиндевевшей стене Железнодорожной больницы на этаж, где было родильное отделение, чтобы я оценил «его результат». Дело было глубокой ночью – утром я уезжал – и нормальным путем в роддом мы попасть не могли. Правда, как истинный друг, он карабкался со мной рядом.
Так и жили-дружили. Ни о какой книге не думали. И даже когда решение написать книгу созрело, мне все еще было интересно понять, почему я за нее взялся? Ну, не блат же это какой-то, в самом деле? Если ты мне друг, я напишу о тебе книжку, а если не друг, не будет тебе никакой «исторической вечности». Многолетняя дружба – еще не повод для писанины.
Впрочем, было одно обстоятельство, я бы сказал, этакий своеобразный привет из сферы vulgaris populi1, который, наверное, одним из первых и подтолкнул к мысли о том, что про Камиля надо обязательно рассказать. На следующий день после Указа о назначении Исхакова полномочным представителем Президента РФ в ДФО2 на одном из сайтов появился вот такой текст: «Длительный срок управления г-ном Исхаковым Казанью ознаменовался двумя значительными событиями. В 2001 году Казань оказалась единственным в Европе городом-миллионником, в котором была зафиксирована эпидемия холеры. Холеру эпидемиологи называют «болезнью грязных рук», и для ее профилактики необходимы меры элементарной санитарии. Вторым событием в биографии Камиля Исхакова стало грандиозное празднование 1000-летия Казани. В награду за нее Исхаков был назначен полпредом на Дальний Восток. Только почему-то это назначение напомнило историю Олимпиады-80 в Москве. Тогда председателя оргкомитета Олимпиады Павлова тоже услали на Дальний Восток; он получил назначение послом в Монголию. Странные совпадения бывают в истории… Анвар Амиров, эксперт РОО «Панорама»3.
Понятно, текст оригинала я оставил – в его грамматике читатель легко разберется сам. По части же «фактологии», которую лихо закрутил г-н эксперт, замечу: во-первых, с именем К. Ш. Исхакова в истории Казани связано гораздо больше событий, чем «эпидемия холеры» и 1000-летие, так поразившие воображение автора. Во-вторых, по мнению Г. Г. Онищенко, это не градоначальник развел в Казани холеру, а ее туда завезли: «За период с 1990 по 2001 годы в Российской Федерации заболевания, связанные с завозом холеры, регистрировались в г. Москве, республиках Дагестан, Татарстан, Приморском и Красноярском краях, Тверской, Иркутской, Сахалинской областях»4. В-третьих, еще менее очевиден тезис об уникальности казанской эпидемии: по данным ВОЗ в 2001 году была зафиксирована 41 вспышка холеры в 28 странах5. И, наконец, председателем оргкомитета Олимпиады-80 был не Сергей Павлович Павлов, а Игнатий Трофимович Новиков, заместитель Председателя Совета Министров СССР – об этом можно было узнать в любой газете.
Огорчительно, конечно, что теперь для многих «пишущих» знание грамматики не является обязательной нормой, а факты, предлагаемые читателю, не выдерживают даже поверхностной проверки, становясь иллюстрацией к пословице «ради красного словца, не пожалею и отца». Но для меня печально не это. Каждый раз приезжая в Казань, я все больше ощущаю в себе чувство, будто время, или может быть не время, а нечто более приземленное, некий «Краткий курс истории ВКП(б)»6, стирает память о том, что когда-то у этого города был такой Камиль Шамильевич Исхаков. И что этот самый город составлял весь смысл его жизни.
Поэтому, в какой-то мере, эта книга – мой долг перед Камилем. Ведь его город, который он так заботливо пестовал, пока я, как и многие, по своей либо чужой воле был занят другими делами, это и мой город. И я не хочу, чтобы ни моя дочь, она хоть и москвичка, но любит Казань не меньше нашего, ни кто-либо другой из подрастающих7, не оказались бы без возможности ответить на вопрос: «А кто такой Исхаков?»
Садясь за компьютер, я стремился, чтобы в итоге получилась не просто мемуаристика, которой переполнены книжные лавки: родился, трудился, женился, куча парадных фотографий. Мне хотелось по мере сил душевно рассказать об этом талантливом парне, чье фантастическое трудолюбие и безоговорочная вера в необходимость того, что он делает, оказались столь востребованы. История должна быть персонифицированной, населенной делами конкретных людей. В противном случае, все, что было до нас, предстанет перед потомками в виде умозрительной интерпретации отдельных кабинетных ученых.
