Пожалуй, несколько странно считать Гайд-парк[1] собственным задним двором, вот только для Джулии Миллер в этом не было ничего противоестественного. Девушка выросла в Лондоне и, сколько себя помнила, почти каждый день каталась в парке верхом: с самого первого пони, которого ей подарили, когда она была еще малышкой, и до последовавших за ним чистокровных кобыл. Знакомые и случайные прохожие приветливо махали ей рукой лишь потому, что привыкли к ее присутствию на аллеях парка. Все – от людей высшего света до продавцов из окрестных магазинчиков, спешащих через парк на работу, и садовников – относились к Джулии как к старой знакомой.
Высокая, светловолосая, модно одетая девушка всегда улыбалась или махала рукой в ответ. Дружелюбная по своей природе, она без труда располагала к себе даже незнакомых людей.
Тот удивительный факт, что Джулия считала этот огромный парк собственным местом для приятных конных прогулок, объяснялся положением, которое она занимала. Джулия выросла в аристократической части города, хотя ее семья не относилась к высшим слоям общества. Девушка жила в одном из самых больших особняков на Беркли-сквер, но подобные дома были доступны не только аристократам. Ее семья обрела фамилию еще в Средневековье, когда ремесленники брали себе фамилии по профессии. В середине XVIII века предок Джулии был одним из первых, кто, выкупив участок, построил на нем дом, когда Беркли-сквер еще не приобрела свой теперешний вид, так что Миллеры[2] жили здесь не одно поколение.
Обитатели соседних особняков хорошо знали и любили Джулию. Ее лучшая подруга Кэрол Робертс принадлежала к аристократическому обществу. Она и познакомила девушку с другими знатными дамами. Кроме того, Джулия сошлась с ученицами частного пансиона, в котором училась. Ее часто приглашали на светские приемы. Хозяйки совершенно не опасались хорошенькой внешности девушки и немалого ее состояния, ведь едва ли не с колыбели Джулия была помолвлена.
– Вот уж не ожидала увидеть тебя здесь! – услышала Джулия знакомый женский голосок.
Кобыла Кэрол Робертс поравнялась с лошадью Джулии и легкой рысью затрусила рядом. Девушка улыбнулась, глядя на свою изящно сложенную темноволосую подругу.
– Это должна была быть моя реплика. В последнее время ты так редко катаешься верхом.
– Знаю, – вздохнула Кэрол. – Но Гарри сердится, когда я выезжаю, а тем более теперь, когда мы пытаемся завести нашего первенца. Мой дорогой супруг боится, что я могу потерять малыша прежде, чем мы узнаем, что я беременна.
Джулия и сама слышала, что верховая езда может привести к подобному исходу.
– Почему же сегодня ты рискнула?
– В этом месяце я уж точно не забеременела, – расстроено надув губы, сообщила Кэрол.
Джулия сочувственно кивнула головой.
– А еще, – добавила Кэрол, – мне так недостает наших с тобой прогулок, что я готова пренебречь мнением Гарри. К тому же на те несколько дней, когда у меня месячные, мы оставляем свои попытки.
– А еще его не было дома, когда ты уезжала? – предположила Джулия.
Кэрол рассмеялась, лукаво блеснув своими прекрасными голубыми глазами.
– Верно, и я вернусь до того, как он окажется дома.
Джулия не беспокоилась, что подруга поссорится с мужем. Гарольд Робертс обожал свою супругу. Они познакомились и влюбились друг в друга еще до первого сезона Кэрол в свете, состоявшегося три года назад. Никто не удивился, когда они объявили о своей помолвке через пару недель после дебюта Кэрол и сочетались браком несколькими месяцами спустя.
Кэрол и Джулия всю жизнь были соседками. Их респектабельные дома на Беркли-сквер разделял лишь узкий переулок. Даже окна их спален, благодаря стараниям подруг, смотрели друг на друга. Таким образом, девушки, если в это время не были вместе у кого-то в гостях, могли постоянно переговариваться, не повышая голоса. Неудивительно, что они стали лучшими подругами.
Джулия скучала по Кэрол. Когда подруга жила в Лондоне, девушка часто навещала ее, но Кэрол уже не была, как ранее, так близко. Выйдя замуж, она перебралась в дом мужа, который от Беркли-сквер отделяло немало кварталов. А еще периодически они уезжали в фамильное поместье Робертсов и проводили там несколько недель. Гарольд предпочел бы, чтобы они жили там постоянно, но Кэрол была против. К счастью, Гарольд был не из тех властных мужей, которые не считаются с мнением своих жен.
Несколько минут подруги ехали рядом, но Джулия, пробывшая в парке уже около часа, предложила:
– Может, по дороге домой остановимся у чайной и полакомимся мороженым?
– Еще рано и совсем не жарко, чтобы есть мороженое. Зато я ужасно проголодалась. Признаюсь, я очень соскучилась по выпечке миссис Кейблс. Помнишь, как мы лакомились по утрам? У вас по-прежнему на завтрак устраивают фуршет?
– Конечно. С какой стати что-то менять, пусть даже ты вышла замуж?
– Беда в том, как ты знаешь, что Гарольд отказывается переманить вашу кухарку. Я столько раз умоляла его хотя бы попытаться, но тщетно…
Джулия расхохоталась.
– Он понял, что она ему не по карману. Всякий раз, когда кто-то пытается ее сманить, кухарка приходит ко мне, и я повышаю ей жалованье. Она знает, с какой стороны хлеб маслом намазан.
Джулии приходилось самой принимать подобные решения с тех пор, как ее отец Джеральд больше был не в состоянии этим заниматься. Мама, пока была жива, домашним хозяйством тоже не занималась. Никогда в жизни Хелен Миллер ничем не управляла, даже собственным домом. Эта кроткая женщина вечно боялась чем-то обидеть окружающих, даже собственную прислугу. Когда пять лет назад перевернулся экипаж, в котором ехали родители Джулии, ее мама погибла, а отец получил ужасную травму головы и на всю жизнь остался калекой.
– Как отец? – спросила Кэрол.
– По-прежнему…
Кэрол постоянно задавала этот вопрос, получая один и тот же ответ. Доктора в один голос твердили потрясенной Джулии, что ее отец никогда не будет прежним и ему несказанно повезло, что он остался жив. Семь переломов, полученных им в тот день, со временем срослись, а вот разум так и не вернулся. Доктора были с ней предельно откровенны и не оставили Джулии даже призрака надежды. Они утверждали, что мужчина будет нормально засыпать и просыпаться, сможет даже есть, если его кормить с ложки, но ничего кроме невнятного бормотания она от отца больше не услышит. Повезло остаться в живых? Джулия часто засыпала в слезах, думая об этом.
