8 лет назад
Чарли-Марли, придурочная Энни и ботан в очках, имени которого Мэтт не то что не помнил – знать не знал, – все они собрались вокруг парты Рози своей шайкой задротов-переростков, облепили ее со всех сторон, как муравьи, и Мэтту пришлось бесцеремонно растолкать их для того, чтобы, наконец, добраться до своей девушки. Чарли-Марли широко открыла свой рот размером с гараж и выдавила звук, отдаленно похожий на тот, что издает ее любимый гобой после того, как парни из команды поиграют им в «собачку», перекидывая из рук в руки и смеясь.
– С ума со… – Мэтт злобно глянул на нее, и она заткнулась.
Рози посмотрела на него разочарованно, от этого в животе в ту же секунду сдох кто-то склизкий и по ощущениям похожий на змею.
Рози обладала особым взглядом. Иногда она смотрела на него с такой нежностью, что он невольно вспоминал их знакомство полгода назад, когда первым, что он увидел, посмотрев на нее, были глаза. Яркие и живые, глаза человека, тонко чувствующего мир, глаза человека, которого хочется оберегать, и от которого хочется беречься. Она тогда просто посмотрела, и Бен запал. Вот так это и случилось.
– Мэттью, я сейчас не в настроении разговаривать.
Она откинула свои длинные волосы на одну сторону, открыв часть шеи и мочку уха, что он так любил целовать, наслаждаясь реакцией девушки. Нежная, как лепесток, тоненькая, прекрасная, естественная…
– Ты не пришла на игру вчера.
– Да, не пришла, потому что не люблю баскетбол.
Он прищурился. Ботан и Энни дружно хихикнули за его спиной. Чарли-Марли высокомерно фыркнула, а Рози встала, чтобы собрать свои вещи в сумку.
– Ты серьезно, детка? Я ведь капитан команды. И это важно для меня, ты знаешь, насколько это важно.
– Да, а для меня важно, чтобы моих друзей не трогали.
– Я и не трогаю твоих придурочных друзей!
Он даже не сразу понял, что не так сказал, пока она не развернулась и не посмотрела в глаза так, словно знать его не желает.
– Да ты издеваешься. Сара в больнице с воспалением легких после того, как вы сбросили ее в бассейн!
– Я ее не трогал! Меня там даже близко не было, спроси у Филипа, он забрал меня после второго урока, потому что ему нужна была помощь дома! И кто бы из парней ни сделал это – я ни при чем.
Рози устало вздохнула и повесила сумку на плечо. Он потянулся, чтобы привычно погладить ее по щеке (такие прикосновения всегда его успокаивали, а сегодня, в полнолуние, в ночь, когда его волк рвался с цепи и жаждал власти, касаться ее было необходимостью), но девушка опустила голову, закрываясь.
«Не прячься от меня…»
Он подхватил ее под подбородок, приподнимая ее лицо до уровня своего. Заглянул в глаза.
– Ты не веришь мне, правда?
– Мэтт, они тебе в рот смотрят, особенно Коллинз. Это Коллинз сбросил Сару в бассейн, и если бы ты хоть однажды сказал ему… сказал, чтобы они не задирали моих друзей, чтобы не делали того, что они делают… Но тебе плевать.
– Мне не плевать, Рози.
– Как зовут этого парня?
Она кивнула в сторону очкарика. Мэтт покосился на него и закусил губу, вздыхая.
Коллинз – кусок дерьма, но Мэтт за него не отвечает. Он не может контролировать все вокруг, он подросток, он сам еще нуждается в контроле.
– Рози, прошу, давай не сегодня?
– Его зовут Эрик, – наверное, если бы люди могли умирать от направленного в их сторону осуждения, то Мэтт уже валялся бы у ног этого… Эрика, выхаркивая собственные кишки. А тот бы, вероятно, подленько хихикал, пиная его в довесок.
– В любой другой день… Но не сегодня, пожалуйста, Рози…
Не сегодня. Только не сегодня…
Не уходи.
И снова этот осуждающий взгляд самых любимых на свете глаз…
Она ушла, покачав головой, как будто жалела, что вообще когда-то с ним познакомилась. Мэттью сжал кулаки. Это будет самое чудовищное полнолуние в его жизни.
Сейчас
Когда они въезжают в Кломонд, фонари отбрасывают бледные рыжеватые тени на слегка присыпанный снегом асфальт. Серое небо за счет плотно прилипших друг к другу туч кажется почти черным, отчего создается ощущение, что сейчас не сумерки, а как минимум середина ночи.
Филип пытается говорить с ним.
Он уверенно ведет машину, болтает о маме, отце, о своей работе в клинике, показывает рукой направо, а потом налево, рассказывая о том, как сильно изменился город, но Мэтт не верит ни единому его слову, потому что все, что есть в его голосе – чужое. Он чужой, и винить его в этом глупо, потому что они не виделись восемь лет, так что… Он хотя бы старается.
Восемь лет. И его старший брат Филип окончил университет, интернатуру и стал врачом. Восемь лет, а у младшей сестренки Эстер уже есть парень, хотя, когда они виделись в последний раз, она водила велосипед с корзинкой на руле и второстепенными колесами. Восемь лет, за которые изменился Мэтт, изменился Филип, изменился когда-то родной и любимый Кломонд. От этого не тоскливо и не погано – так случается. Но он больше не может представить себя, спокойно кивающим мистеру Флинту, когда он приносит почту, или перепрыгивающим через невысокий забор Мэйсонов, чтобы позвать Джордана поиграть в футбол. Хотя бы потому, что Джордан уже давно живет в другом конце города и работает помощником шерифа. И вряд ли они все еще считаются друзьями, ведь Мэтт не уверен, что узнает его при встрече.
– Мэтт, – интонация Филипа становится мягкой, как будто он осторожничает, прежде чем заговорить. Мэттью поворачивается к нему, разглядывая его жесткий, четко очерченный профиль. Они так чертовски похожи. Особенно сейчас, когда оба – взрослые мужчины. – Ты только не жди многого от Эстер, ладно?
У него замирает сердце.
– Хорошо.
Филип поворачивается и бросает на него обеспокоенный взгляд.
– Не подумай, она не злобная или капризная, просто ей шестнадцать. И она тебя вечность не видела, дай ей время, ладно?
– Без проблем.
И он не собирается злиться на Филипа за то, что он только что на корню обрубил все его мечты о том, как он прижмет к себе свою сестренку, стискивая в объятиях. Потому что он, черт побери, скучал. Восемь лет назад Эстер была единственной, кто мог вламываться в его комнату рано утром, и кому было позволено таскать с его тарелки бекон во время завтрака. Она приходила смотреть его игры, закутавшись в форменную куртку команды, а после того, как Мэтт с треском громил соперников, Эстер была первой, кто запрыгивал на него, облепляя худыми конечностями.
Светофор пару раз подмигивает желтым и врубает красный, они стоят на полупустом шоссе и молча смотрят перед собой. Он не знает, о чем думает Филип. Он хочет спросить, есть ли у него девушка или парень (когда Мэтт уехал, брат был на стадии определения своей ориентации при помощи каких-то сумасшедших беспорядочных экспериментов), а если есть, то нравится ли он/она отцу, потому что Джозеф всегда был придирчив к партнерам своих детей (достаточно вспомнить знакомство с Рози и ее тихое «Мэтт, он меня ненавидит» на ухо). Мэтт хочет спросить о многом, но решается лишь на один вопрос:
