Когда Мойра Фиш выходила замуж, она пребывала уже на седьмом месяце беременности. Будучи порядочной девушкой, воспитанной в духе строгой моральной этики, Мойра, разумеется, никоим образом не могла допустить, чтобы ее ребенок родился в позорном статусе «внебрачный». И поэтому будущей маме необходимо было до появления малыша на свет оформить в законном порядке брак с виновником сего счастливого события. Но тут же в этом плане возникли некоторые проблемы. Оказалось, что юное брюхатое создание совершенно не имеет представления, кто же на самом деле является истинным папашей. Так уж получилось, что в жизни Мойры было уже достаточно мужчин. И это не смотря на ее неполные восемнадцать лет.
Нет, к ее порядочности, так же как и к высшей степени строгого морально-этического воспитания это, естественно, никакого отношения не имело. Просто так получилось… С кем не бывает!.. Ну, любила девчонка в свободные часы весело проводить время! А учитывая ее сверхчувствительную романтическую натуру, она без проблем могла за один день влюбиться несколько раз в разных молодых людей. В общем, нормальные критерии переходного возраста; перехода от кукол к живым, более интересным объектам.
После длительных размышлений, связанных с довольно таки внушительным списком потенциальных претендентов, выбор пал на Ульриха Молдриджа; относительно симпатичного молодого человека, зарабатывающего свой хлеб посредством утешения вдов, исходя из чего, его можно было частенько наблюдать на городском кладбище. Он выискивал там нестарых еще женщин, посещающих могилы своих безвременно ушедших спутников жизни, и, используя момент, виртуозно проникал не только в их души, но и в их кошельки. А кошельки были солидные. Ульрих, благодаря своему природному таланту, безошибочно определял богатую жертву, после чего случайно знакомился с ней, а дальше, как говорится, дело техники. За короткий срок внушительный капитал доверчивой вдовы значительно сокращался, а иногда и совсем исчезал; и когда вновь воспрянувшая к жизни женщина в своих мечтах готовилась уже сменить траурную вуаль на свадебную фату, утешитель бесследно испарялся.
К одним из немногих недостатков Ульриха можно было причислить то обстоятельство, что он совершенно не умел копить деньги. Он тратил их столько, сколько у него было в данный момент, всё до последней монеты. И поэтому когда Мойра поставила его перед фактом своего интересного положения, приведя убедительные доказательства, что он и только он является отцом будущего ребенка, Ульрих, как обычно, был полностью на мели.
Однако это совсем не значило, что беременная леди вовремя вписалась со своим предложением в планы молодого человека. Учитывая кругленькую сумму на ее счету, от которой пребывающий в настоящее время на бобах великий утешитель вряд ли мог бы отказаться, а вернее, от половины, которую девушка обязалась сразу же после бракосочетания перевести на имя новоиспеченного супруга, задержки с согласием со стороны избранника не должно было бы быть в принципе. И, тем не менее, немедленного положительного ответа Мойра не получила. Она вообще не получила никакого ответа. Дело в том, что этот разговор происходил в баре, где под рукой было все необходимое, чтобы снять накопившуюся усталость, развеять мрачные мысли, послать ко всем чертям возникшее вдруг ни с того ни с сего напряжение, и конечно же развеять по ветру любой стресс. Когда Ульрих наконец-то впитал смысл всего, что только что услышал, он минут пять сидел как пришибленный, покусывая губы и глядя на Мойру туманным, ничего не выражающим взглядом, а затем взял бутылку водки и прямо из горлышка всю ее родимую и вылакал. Результат сказался через несколько мгновений. Он попытался сделать шаг в направлении выхода, но тут же свалился на белый кафель, полностью отключившись от действительности. Придя в себя, Ульрих далеко не сразу узнал склонившуюся над ним особу женского рода. Впрочем, то, что это особа женского рода, он понял тоже далеко не сразу. Сначала перед его взором из густого кровавого тумана выплыло что-то ужасное, потустороннее; ну никак не соответствующее всем тем образам, которых он имел счастье лицезреть до сего момента. И только благодаря звонкой пощечине, которую Мойра залепила наглецу, посмевшему панически отпрянуть он нее, отмахиваясь рукой и шепча бессвязные речи, в коих девушка без труда расслышала нелицеприятный портрет своей внешности, ужасное потустороннее существо приобрело более сносные черты сначала просто женского обличия, а спустя секунду-другую эти черты уже основательно вылепили знакомое лицо.
Мойра, конечно же, не считала себя писаной красавицей, да и вообще красавицей назвать ее было трудно, разве что симпатичной, но и это с большой натяжкой, однако если бы ей стало известно, что ужасное видение, посетившее Ульриха в первом цикле его возвращения в чувство, перешло в ее настоящий образ очень плавно и почти незаметно (во всяком случае, молодому человеку так показалось, или он хотел, что бы ему так показалось), она бы разозлилась не на шутку. А в этом случае утешителя вдов вполне могла бы ожидать несколько иная участь. Вместо свадебной церемонии и дальнейшего счастливого супружества, траурный марш и короткое отпевание. Но, слава Богу, обошлось без этого…
Впрочем, по поводу свадьбы, то здесь тоже пока что стоял огромный вопрос. Дело в том, что Ульрих хоть и не в состоянии был на данный момент сводить концы с концами, однако у него наклевывалась в самом ближайшем будущем очень перспективная вдовушка, и выпускать ее из рук он не желал ни при каких обстоятельствах. Разве только если эти обстоятельства будут подкреплены более убедительным материальным стимулом. И предложение Мойры как раз и могло сойти за этот стимул. Но…
Ульрих, опираясь на беременную девушку, поднялся, пошатываясь на ватных ногах, критически оглядел свою мокрую одежду, ставшую таковой после того, как его потенциальная невеста где-то с полчаса обливала его холодной водой, и, уставившись на ближайший унитаз, потому как дело происходило в туалете, принялся анализировать ситуацию. Очевидно, вид унитаза помогал ему лучше сконцентрироваться.
Мойра терпеливо ждала, решив не торопить события. В конце концов, негоже еще до свадьбы пытаться надеть на мужчину хомут. Того и гляди он раньше времени поймет, в какой омут его затягивает. А уж потом попробуй, окрути его снова! Черта с два!..
Ульрих не издал ни звука, лишь отрицательно покачал головой, что вполне ясно означало, что он отказывается от предложения стать счастливым семьянином. Его мозг на скорую руку прикинул, что средства богатой вдовушки ему гораздо интереснее, чем приблизительно тот же по объему капитал, предложенный Мойрой. А интереснее потому, что безопасней. Когда он, не изменяя своим традициям, развеет по ветру последний цент своей скорбящей пассии, его лучезарный образ вмиг исчезнет с ее горизонта. Исчезнет, и никаких проблем! А что будет, когда он растратит не только свою долю причитающегося ему семейного достояния, но и долю жены? А то, что он это сможет сделать, Ульрих нисколько не сомневался. Так что же будет тогда?… От Мойры так просто не сбежишь! Во-первых, как его жена, она будет иметь безоговорочное преимущество с точки зрения закона. Оставить женщину с ребенком, это совсем не то, что запудрить мозги доверчивой вдове. Если по поводу последнего криминальный кодекс смотрит на эту проблему, как правило, сквозь пальцы, то вот с предыдущим фактом дело обстоит гораздо серьезнее. Так недолго и за решетку попасть! А еще… А еще Ульрих вспомнил, как однажды Мойра отдубасила одного увальня. Оприходовала так, что бедняга провалялся в больнице, ни много ни мало, полтора месяца. И все только потому, что ей показалось, будто подвыпивший джентльмен хочет ее изнасиловать. А дело было так. Мойра, как обычно по субботам, оттягивалась по полной программе в баре «Малютка Сесиль». В остальные дни, а точнее, вечера, она оттягивалась по той же самой полной программе в других заведениях. Мойра была человеком устойчивых вкусов и консервативных взглядов. Она считала дурным тоном развлекаться больше одного раза в неделю в одном и том же месте. Это было, с ее точки зрения, пережитком прошлого. Да к тому же один ее знакомый как-то высчитал, применив недюжинные математические способности, что при каждодневных развлечениях самый оптимальный вариант, это тусовка в одном и том же месте не чаще одного раза в неделю. Только при таком раскладе нагрузка на мозги не дает эффекта привычки. Привычки, которая, как правило, начинает надоедать, и потому мешает получать полное удовлетворение от проведенного вечера. А неделя, как раз, исходя из доказательства вышеупомянутого математика, именно тот необходимый отрезок времени, когда прошлая гулянка уже выветрилась настолько, что появляется желание ее повторить.
