Паршивая выдалась неделя. Полный завал на работе, муж, кажется, начал мне изменять и как вишенка на торте – сломалась машина. Эта скотина просто заглохла посреди шоссе и все! Не сдвинуть!
Возня с эвакуатором отожрала еще несколько часов и дома я оказалась только в десять вечера.
Коля возился со своим компьютером и даже не заметил, что я пришла поздно, как и то, что я вообще пришла. Мы давно живем как соседи. На приличном расстоянии друг от друга. И зачем женились вообще? Спустя три года брака, кажется, что и не любили вообще. Может, я поэтому и не расстроилась, случайно прочитав всплывающее сообщения от какой-то Галюси. Она интересовалась у моего благоверного, ей надевать на встречу трусики или нет.
А со мной в такие игры он играть отказывался. Верхом разврата в нашей спальне было потрахаться не под простынкой. Ну как потрахаться… Ай! Да к черту. И вспоминать не хочу.
В начале отношений я пыталась его расшевелить, тащить в постель при первой же возможности. Разочек даже попыталась сделать ему минет в машине, но он все оглядывался и так нервничал, что бедный член и не встал толком, как я над ним не пыхтела.
Мне всегда хотелось экспериментов. Чего-то нового, горячего, страстного. Получала – шесть минут кряхтения на ухо и плевок спермы в аккуратно завязанный презерватив.
Почему мы все еще были вместе? Не знаю. Привычка? Отсутствие сил на глобальные перемены? Это же придется паспорт менять, квартиру делить, машину… Боже, мне всего двадцать пять, а я уже по полной влипла во всю эту грязь.
Пока я сижу, прикидываю масштабы катастрофы, которая развернется, если мы заговорим о разводе, телефон звякает сообщением. Напоминалка в чате встречи одноклассников. У нас все не как у людей. Встречу мы организовываем не в феврале, а ко дню рождения нашей классной. В середине сентября.
Я не хотела ехать. Но сейчас… Может съездить, проветриться? Я давно не была в родном городе и можно проведать родственников заодно. Я думала, что в шутку проверю билеты на самолет, но через полчаса обнаружила себя вводящую номер карты на сайте авиакомпании. Коля даже не спросил, куда я собираю чемодан. Только коротко кивнул на сообщение о том, что я буду отсутствовать неделю.
Адлер встретил меня настоящим летом. Из московских промозглых плюс восьми я в вышла в душные плюс тридцать. Деревья еще и не думали желтеть, люди не переоделись в свитера и пуховики, в общем, было полное ощущение, что здесь все еще август и вечный вечер воскресенья. И зачем я отсюда переехала. А! Замуж же. Вот же дура.
Времени до встречи было в обрез, я успела только заселиться в гостиницу, принять душ, подкрасить ресницы, нырнуть в летний сарафан и прогуляться пешком до школы.
Ничего здесь не изменилось. Те же стены, тот же запах юности и даже люди. Я замечаю в конце темного коридора до боли знакомый силуэт. Это же наш учитель по праву. Он почти не изменился. Такой же красавчик. Молодой, ему было где-то двадцать восемь, когда он пришел к нам, высокий, темноволосый. Судя по очертаниям, под тканью рубашки прячет идеально накаченные мышцы. На него пускали слюни все девочки в школе.
И я в том числе. Всячески его провоцировала, цепляла, но вряд ли он меня замечал. Да и сейчас, скорее всего, не узнает. Но он меня удивляет. Проходя мимо и обдавая вихрем воздуха, он в самый последний момент цепляет меня за запястье и останавливает.
– Изотова. Привет, – расплывается на его лице хищная улыбка, а я таю. Он помнит меня!
– Здравствуйте, Павел Владимирович, – отвечаю и не спешу вынимать руку из его захвата. А он будто и не собирается отстраняться, поглаживает нежную кожу запястья.
– Ваши все в сто семнадцатом. Ты что на третьем этаже забыла?
– Да так. Прогуливаюсь. Вспоминаю учебу.
– Ностальгия. Понимаю, – кивает и тянет за руку к себе поближе. – Хочешь, кабинет наш покажу? Там многое переделали, но тем интереснее сравнить.
– Вы все еще преподаете?
– Заглядываю раз в неделю. Но уже скорее скучно, чем забавно. Хотя тебя вот я очень рад… Видеть.
Он заглядывает в глаза, а у меня мурашки разбегаются по всему телу. Остановившись возле кабинета, он открывает дверь и пропускает меня в темную глубину кабинета. За окном все еще серые сумерки и света хватает, чтобы не идти на ощупь.
Он так и не включает свет, но почему-то закрывает дверь на замок.
– Удивительно как вы все еще находите время на школьников. И помните. Я думала, вы меня не замечали.
– Да как я мог, – Он приближается ко мне и подходит вплотную. Чувствую спиной жар, который исходит от его тела. Разворачиваюсь лицом и заглядываю в его жадные глаза. – Ты так одевалась и вела себя, что все время хотелось выпороть. – он замечает мой взгляд на метровую указку у доски. – А знаешь что? Давай-ка сейчас этим и займемся.
– Что? О чем вы?! – пищу я пока он загибает меня над учительским столом и задирает подол сарафана. – Что вы делаете?!
– Сейчас узнаешь! Сейчас ответишь за каждый раз, что крутила своей жопой у моего стола.
Я не вижу, что он делает, но, скорее всего, тянется за той самой указкой. Меня затапливает стыд, острое возбуждение и немного вины перед мужем. Не хочу о нем сейчас думать. Пускай валит прочь из моей головы к своей Галюсе.
Ладонь Павла Владимировича проходится по моей заднице обманчиво нежно и следом кожу обжигает удар.
Я стою в крайне унизительной позе. Вжатая в холодный стол лицом. Не вырваться. Он заломал мне руки за спину и умудряется держать одной своей, а второй – бить.
Он бьет совсем неласково. Не игриво. Он устраивает настоящую порку. Бьет, поглаживает и тут же ошпаривает кожу новым ударом. Иногда он случайно задевает припухшие половые губы, и я не могу не тянуться за его ладонью, выпрашивая еще. Иногда он наотмашь бьет по промежности, и я боюсь, чтобы он не заметил, как позорно промокли мои трусики. Но он, конечно же, замечает.
– Какая похотливая сука, – шипит он и отвешивает особенно сладкий удар, -Смотрю, ничего не боишься. Еще напрашиваешься?
Не могу ничего ответить. Страх стягивает спазмом голосовые связки. У меня не получается даже махнуть головой. Слишком сильно я прижата к столу.
Когда на заднице не остается местечка, которое бы не горело от боли, ладонь сменяет указка. Узкая, длинная, пластиковая. Он отпускает мою заломанную руку. Знает, что я уже никуда не денусь. Хватаюсь за край стола и утыкаюсь лицом в тетрадь, лежащую подо мной на столе.
– Это миленько, но нам не понадобится, – он быстро, одним движением срывает с меня стринги.
И это оказывается только в фильмах романтично. На самом же деле швы до боли врезаются и, сопротивляясь, изо всех сил впиваются в и без того раненую кожу. Мой мучитель с довольным урчанием проводит по алеющим следам.
