В столовую на завтрак я уже во всей красе явилась, и на почти незаметных под длиннополой юбкой каблуках даже. Не скажу, что Фому Фомича прямо так и в шок ввела, но чуток оторопел он точно. Пусть вот видит, что потерять может, и с той соседской Светланой сравнивает!
— Простите, что на ужине отсутствовала, — ещё в дверях ему сказала, извинительно глаза опуская. — Да вам ведь передали вчера, что сильная мигрень у меня к вечеру разыгралась?
— Да, сказывал мне Игнат, — не поднимаясь, спокойно отвечал мой барин, и искоса на стоящего с разносом Семёна поглядел. — Помоги, голубчик, Варваре Николаевне сесть и подавай на стол уже! — распорядился тому.
Устроив меня на стуле, Семён снова к буфету отошёл. Я же немного на Фому Фомича обиделась, ведь тот же Пётр Фомич, в мою бытность крепостной даже, при виде меня поднимался, за руку брал и на стульчик сам усаживал, а Семён Михайлович так при этом и ручку лобзал, поверх перчатки конечно.
Кушали поначалу мы молча, потом же Фома Фомич на меня глаза поднял.
— Завтра гости у нас ожидаются, — так запросто известил. — Павла Ильича, поди, не запамятовала? Так замирились на днях мы с ним... Вот со всем большим семейством своим и будут!
— И с бывшей наречённой вашей? — со скрытым подтекстом поинтересовалась я.
— А как же? И с нею тоже, конечно, как и со старшим братом её... За границей, кстати, долго путешествовать тот изволил, теперь же вот снова в отчее поместье воротился... Зато толк он и в вист, как и в штосс, знает, и вам, и мне, занятным собеседником за карточным столом будет…
Вот я слушала его, и кивала только, а, наверное, будь сейчас в своём времени, так возможно кричать бы принялась, скандал закатила с истерикой и чуть ли не с битьём посуды даже… Да увы, здесь так непринято было, потому и промолчала, вся в себе пламенея, да чуть ниже к своей тарелке склонилась.
— Вам, барышня, не остывшей кашицы ещё добавить? — заботливо подступился ко мне Семён.
— Нет, спасибо, не надо, уже наелась, — качнула я головой.
— Так чаю тогда извольте… — не дожидаясь ответа, наполнил он им мою чашечку.
— А вы Игнату не велели для меня баньку затопить? — разогнувшись и словно очнувшись, поинтересовалась я у Фомы Фомича. — Доктор ведь мне посоветовал…
— Да, банька с утра уже топлена, — отвечал мой барин. — Для себя также повелел. Сейчас вот чуть погодя туда и отправлюсь. Семён меня там попарит, а потом уж и вы будьте добры.
— Хорошо, — согласилась я. — Туда тоже с Праськой пойду. А пока же в библиотеке побуду. Посижу там, почитаю. А ты, Семён, — повернулась к нему, — будь добр Праську за мной уже тогда послать, когда вы хлестаться и париться закончите.
— Хорошо, я так и сделаю, барышня, — мой приказ выслушав, чуть склонился тот.
Отложив салфетку, я собралась было из-за стола встать.
— А вы так быстро покидаете нас уже? — с какой-то тоскливой миной на своём вдруг побледневшем лице остановил меня Фома Фомич.
— Да, вот хотела вас отпустить меня просить… Почитаю сама немного…
— Что же, не могу задерживать, если не желаете ещё тут со мной побыть…
Напоследок виновато улыбаясь ему, да руками пышную юбку придерживая, я поднялась, и с каким-то моральным облегчением в коридор вышла. Вот что за дела с ним такие творятся? Когда я к нему всей душой поворачиваюсь — он себя как полная скотина ведёт! Ну видел же, что я для него нарядилась вся, мог бы комплимент хоть какой-то сделать, как и поухаживать хоть чуть-чуть! Он же на меня по-прежнему как на свою собственность смотрит! Вот вроде бы и люблю его, но какая же тоска охватывает!
Зайдя в библиотеку, я на присутствующий тут диван присела, именно присела, на самый краешек пуфика. Первую попавшуюся книгу со шкафа вытянула, на колени положила. Часто её перелистывала, но мыслями далековато от текста витала. Так разволновалась даже, что не сразу и расслышала, как ведущая сюда дверь скрипнула.
— Пока Семён там всё подготавливает, решил вот с вами побыть, — ласковый голос Фомы Фомича услышала. — Вы не будете против, если с вами тут побуду?
— Побудьте, конечно же, — глядя на него, я как-то замедленно кивнула, и в дурацкой улыбке расплылась от неожиданности.
— И что же вас так увлекло? — подойдя и севши рядом, поднял он с моих коленей книжицу.
— Глинка… Михаил, князь Черниговский, — с заметным удивлением вслух с обложки прочёл. — Уж не думал, что вам такое, совсем не дамское чтение по душе…
— Ага, — глуповато заморгала я. — Такие вот любопытные книжицы почитываю… А вы вот, кстати, уже который месяц у себя меня содержите, да так и не изучили всех предпочтений моих. Вы даже слушать меня не стали, когда я про будущее вам рассказать хотела, про все технологии тамошние… А вот Агап тот, пусть и сволочь полная, как и разбойник явный, так искал и похитил меня для того только ради, чтоб о том грядущем узнать, да и обогатиться на этом!
— Только я ведь и вовсе не собираюсь обогащаться, да и сами вы мне, Варвара Николаевна, больше как женщина интересны, а не как средство обогащения и знаний о будущем мироустройстве!
— Ага, а сами утром даже и ручку мне не поцеловали!
— Так зачем же я буду вам ручку целовать, если в щёчку могу? — тут без всяческого спросу он меня к себе привлёк, и в шутку чмокнул в то самое место тёплыми губами, чуть отстранился и добавил: — Да и не только в щёчку, в ваши алые губки тоже!
И так запросто в его объятья попав, я и растерялась сразу. Он же, колко щекоча усами, меня уже нешуточно прямо в губы целовал. Потом с заметной неохотой выпустил.
— Не философская надо признать у нас беседа выходит… — вспоминая наш первый раз, и что на похожем же диване оно и было, я с какой-то опаской чуть от Фомы Фомича отодвинулась.
— А с вами, Варвара Николаевна, мужчине никак невозможно философствовать, особенно когда вы такая хорошенькая, — похоже, что уже прощаясь, он крепче мою руку сжал.
— Готова-то, барин, банька, — чуть дверь приоткрыв, оповестил его Семён. — Идти можно-с...
— Тогда вы читайте, — возвращая мне книгу, поднялся Фома Фомич. — А о князе Михаиле Черниговском опосля уже поговорим.
И уходя, на этот раз он всё же трепетно мою ручку облобызал. А я, в себя придя, с печальным вздохом тот самый манускрипт какого-то Глинки раскрыла. А то вдруг мой барин, когда-никогда про этого князя ещё вспомнит, а я и представления иметь не буду, кто был такой и чего сделал; хотя, больше так казалось, что и та наша философская беседа совсем не в том русле потечёт.
