Сообщение удалено.
«Привет, Федя! Это я. Извини за мой весёлый голос, понимаю, что не к месту и не ко времени, но не могу остановиться. Смеюсь уже минут десять. Извини также за предыдущее удалённое сообщение. Короче. Я начал тебе записывать на новоберберском, который перед поездкой стал учить в шутку, а сейчас активно вынужден продолжать. Понимаешь, да? Начал проверять обратным переводом, что я там тебе переслал и получился очень возвышенный стиль. Знаешь, такое, э-э, достопочтенный Феофил приветствую тебя, разреши изложить суть обстоятельств. Примерно так, Федя, у меня вышло на этом языке. В общем хихикаю до сих пор. Достопочтенный Феофил Федя, хе-хе. Нет, ну как можно тут остановиться и начать с нуля записывать человеческие голосовые? Умора, не могу. Сейчас удалю это сообщения, снова извини, начну запись на русском, но уже конкретно и по делу. Пока можешь на меня не обращать внимания, уважаемый Феофил-Федя, хе-хе. Хе-хе».
Сообщение удалено.
Сообщение удалено.
«Я смотрю на океан, Федя, всегда любил смотреть, гляжу и сегодня с удовольствием. Часть его, крохотная только часть морщинится, привстаёт и налетает затем рукавами на огромный изогнутый волнорез. В каждый отдельный момент наблюдения океан как пустыня с застывшими дюнами-гигантами. Серо-лиловыми с молочными барашками на вершинах. Но в следующий миг, вот только моргнёшь, это уже другая пустыня. Словно на одно моргание пришлась тысяча лет и песок пустыни успел встать, лечь и снова встать иначе. Вода ударяясь даёт жуткий шум. Криков чаек не слышно, хотя они наверняка орут как полоумные. Ударяется о волнорез, вот снова. По нему проложена совсем нестаринная бетонная дорога для редких мотороллеров и велосипедов, что привозят сюда рыбаков с шестиметровыми спиннингами. Что они там ловят в этой бурной воде-угрозе? Закидывают, конечно, не на левую кипящую в барашках часть, а направо. Туда, где волнорез формирует гавань встречаясь со своим собратом на дальнем узком конце. Они обнимают большую округлую бухту и пляж. Если шум бьющихся волн мешает слушать, извини, я отошёл достаточно далеко, стою на песке. На плоском, не поверишь, как стекло пляже, в мокром песке которого отражается небо. Скоро солнце поднимется и испарит воду. Но сейчас, рано утром, я стою словно на зеркале, отражающем облака. Слушаю волны, немного тону сандалиями с этом коричневом песке, немного отражаюсь в нём. Разумеется, со здешними делами, я похудел, но вес тянет меня вниз. Тону в зеркале. Пляж такой плоский, что волна катится по нему целых метров сто. Клянусь. Я видел уже такое в Гааге, где линия прибоя даже в самый спокойный маловетренный день имеет огромную ширину. Там, напротив знаменитого «Кюрхауса», такой же пляж. Представляешь, я там, в этом отеле, ночевал несколько раз. Были времена роскоши. Там такая же петрушка на пляже, что и здесь. Вода, тихонько гонимая инерцией океана и ветром, стелется по плотному песку и бегает туда-сюда на огромную ширину, ну, метров двести. Вот сейчас дошла до моих ног и чуть замочила мою джеллабу. Или нет. Нет, только сандалии. Носков у меня давно уже нет. Давно. Не помню, когда выкинул последние порвавшиеся. Зашить нечем, я бы зашил. Но за моей спиной не «Кюрхаус», где, как я полагаю, горничная может выдать нитку с иголкой. Да что там выдать, сама может зашить. И носки там, должно быть продаются на первом этаже в бутиках. Не помню, когда жил там, не смотрел носки. Старался больше времени проводить в городе, Дворец Правосудия искал, такое прочее. А вот сейчас за моей спиной не отель и не Голландия. Касба полная Переживших. На ночь ворота закрывают чтобы местные не отобрали жильё. Жилья, знаешь, теперь меньше. Не такая пустота как у тебя там, наверное, я-то не знаю, как у тебя там, но, скажем так, помимо хижин и башен в касбе, остатков медины, особенно-то и негде голову спрятать от солнца. Слышишь, как волна налетела сейчас? Большая волна была, такая двойная. Сначала бах о волнорез, ту сторону которая от пляжа, а потом через секунду второй рукав – ба-бац! Я постою ещё, посмотрю, послушаю, пройдусь до рыбаков по молу. Думаю, что смогу выменять у них сардин. Я тебе море, звук моря, то есть, тьфу, океана, сейчас запищу. Пошёл. Жди, скоро отправлю».
Звук бьющихся о волнорез волн в течение тридцати секунд.
«Федя. Как тебя здесь в общем не хватает. На днях меня задержала королевская полиция и я с большим трудом откупился от них одноразовыми бритвами. А вместе мы могли и отпор им дать. Сейчас это не возбраняется. Все понимают, что полиция – это те же бандиты, а бандиты – те же Пережившие. Вот ещё на рынке слышал от продавца артишоков, что будет рейд полиции на Переживших в касбу. Хотят вытеснить их и вернуть дома жителям. Будет жёстко. И те, и другие очень озлоблены. Особенно когда выяснилось, что французы помогать не будут. Понимаешь почему, да? Такая злая шутка, конечно. Французы. Нет никакой Франции больше. Но французов здесь не любят, как и раньше. Они так и остались богатыми и жадными. Те из Европы, что здесь вокруг меня маскируются под местных ни во что лезть не станут. Федя, здесь народ в целом мелкий. Кричит громко, но в бой не идёт. Так что эта новость про штурм касбы… Мне как-то не по себе. Наши-то просто так из крепости не уйдут. А у полиции оружия больше. Не знаю, что мне делать. Для Переживших я чужой, с чего вдруг идти им помогать. Для полиции я чужой тем более. Ладно, расскажу, чем кончится дело, пойду подберу овощей, сейчас закат, ларьки закрывают, что-то мне перепадёт, если ослы не придут».
«Я, Федя, вчера знатно покушал. Помидоры, лук, артишок, картошка эта их сладкая, апельсины. Отогнал осла, а может мула от магазина, не разобрал в сумерках и наугад в мешок накидал всего с оставленного на ночь прилавка. А может и бросили перед штурмом. Тут до касбы меньше километра. В общем нагрёб всего, думал, гнилое конечно, выброшу, ну, а вдруг не гнилое? Прихожу к себе в каморку над риадом, открываю мешок, а там… Не поверишь, все фрукты и овощи отменные, ничего гнилого и надкусанного. Я ел до полуночи и уснул как после свадьбы лучшего друга. Лестницу наверх забыл убрать. Утром глаза открыл, думаю, всё, украли или вообще связанный лежу. Ан нет. Всё в порядке, да ещё и апельсины остались. Лестницу всё же поднял, но идти никуда не хочется, спущусь позже зарядить аккумуляторы, а вечером снова к рынку. Или постираюсь. Или коробки пособираю. Не решил ещё. Вкусные апельсины здесь, приезжай, Федя. Да, штурма не было, всё врут. В касбе дискотека, Пережившие врубили «Ласковый май».
Какая-то слабо различимая песня на русском языке в течении пятнадцати секунд.