Глава первая
Неожиданная встреча
Вздохнув про себя, он приготовился расстаться еще с сотенкой пистолей – ничего не попишешь, чтобы вырваться из лап полиции, не следует скупиться… Да и письма форменным образом жгли грудь под камзолом.
Он вновь вынул кошелек, но на сей раз принялся высыпать из него монеты скупо и расчетливо, без лишнего бахвальства.
Высокая массивная дверь вдруг распахнулась – такое впечатление, даже не от энергичного движения руки, а от доброго пинка. В комнату как вихрь ворвался пожилой невысокий человечек, дородный и румяный, как истый фламандец. Одежда на нем была довольно скромная, уступавшая нарядам обоих бальи, а на поясе не имелось шпаги – но служители закона мгновенно вытянулись, словно исправные солдаты на ротном смотру, старший бальи вскочил…
Вслед за пожилым вошел второй, одетый, как французский дворянин, при шпаге, в надвинутой на лоб шляпе – и скромно остановился поодаль. Пожилой, уперев руки в бока, тяжело ворочая головой на толстой шее с видом бодливого быка, никак не решившего пока, за кого из пастухов взяться первым, долго рассматривал служителей закона с грозным, не сулившим ничего доброго выражением лица, потом открыл рот…
– Бре-ке-ке-кекс!
– Ке-ке-ке-брекс…
– Нидер-вилем-минхер-фламен!
– Минхер-фламен-вилем-нидер…
Интонации были самые недвусмысленные, понятные д’Артаньяну. Неведомый гость ругал полицейских на чем свет стоит, а они лишь осмеливались на то, чтобы вставить порой почтительное словечко да попытаться что-то робко объяснить, но их слова, сразу видно, ничуть не убеждали пожилого, и он, разойдясь, орал уже во весь голос, брызгая слюной, грозя кулаками, определенно обещая обоим множество самых неприятных сюрпризов… его спутник шагнул вперед, поднял руку в замшевой коричневой перчатке и бросил на стол перед старшим бальи два листа бумаги, в которых скосивший глаза д’Артаньян моментально узнал свою подорожную и письмо к статхаудеру, рекомендовавшее «шевалье де Лэга» записным гугенотом и другом Нидерландов с младенческих пеленок…
И возликовал про себя, видя, что дело его выиграно, а также радуясь, что сберег отцу сотню необходимых в хозяйстве пистолей.
Все было в совершеннейшем порядке – старший бальи (успевший при вторжении незнакомца куда-то спрятать деньги с проворством фокусника) выскочил из-за стола, кланяясь д’Артаньяну:
– Вы свободны, ваша милость! Как ветер! Бога ради, не сердитесь на нас, скудоумных! Нами двигали исключительно благородные мотивы защиты отечества от испанских шпионов, и мы сразу поняли, что дело нечисто. Откровенно говоря, этот иезуит мне сразу показался подозрительным, и я немедленно прикажу ловить его по всему Зюдердаму…
Д’Артаньян, держась с грацией и величавостью истого вельможи, повел рукой:
– Пустое, господин Ван дер… Не стоит извинений…
И побыстрее направился к двери, пока, не дай бог, обстановка не изменилась столь же волшебным образом, но в гораздо худшую сторону. Младший бальи, семеня и сгибаясь в поклоне, догнал его, зашел слева:
– Вы изволили уронить, ваша милость… – прям-таки пропел он, протягивая на ладони два утаенных золотых.
Д’Артаньян небрежно, двумя пальцами отвел его ладонь:
– Любезный, сыну великого короля не подобает держать в руках золото, валявшееся на полу… Оставьте себе.
И вышел на площадь перед ратушей. Неподалеку стоял Планше, улыбаясь во весь рот и держа в поводу двух лошадей, свою и д’Артаньяна, а рядом с ним, тоже при двух лошадях, стоял высокий пожилой человек, судя по одежде, слуга из богатого дома, седой, но крепкий на вид.
Рядом раздались уверенные шаги, и перед д’Артаньяном остановился незнакомый дворянин.
– Позвольте вас поблагодарить, сударь, – начал гасконец. – Не знаю, кто вы такой, но вы явились как раз вовремя… Как ваше имя?
– Анна, – послышался звонкий голос.
Рука в коричневой кожаной перчатке сдвинула шляпу на затылок. И д’Артаньян форменным образом остолбенел, словно персонаж из Библии, кажется, Плот.
Перед ним стояла очаровательная блондинка из Менга – в мужском костюме для верховой езды, со шпагой на перевязи, с заправленными под шляпу волосами. Большие голубые глаза, столько раз снившиеся гасконцу по ночам, смотрели лукаво и озабоченно.
– Это вы, миледи? – пробормотал он в совершеннейшей растерянности, тут же уступившей место несказанной радости. – Или ваш призрак?
– Я. Господин Арамис! – легонько топнула она ногой. – Долго вы еще будете таращиться на меня с глупейшей улыбкой? Немедленно в седло! В этом городе для нас всех становится чересчур жарко…
Подавая пример, она вставила ногу в стремя и уверенно взмыла в седло, повернула коня так резко, что короткий испанский плащ взметнулся за спиной, как пламя. с трудом опомнившись, д’Артаньян вскочил на своего английского жеребца и пустил его размашистой рысью, торопясь за девушкой. слуги поскакали следом.
В переулке неожиданно промелькнула знакомая фигура Атоса с маячившим за его плечом унылым Гримо. Как ни хотелось д’Артаньяну вновь скрестить шпагу с мушкетером, он смирил себя – момент был самый неподходящий. Они успели лишь встретиться взглядами – и горячий жеребчик пронес гасконца мимо. Пожалуй, в Зюдердаме для него и в самом деле становилось жарковато, так и припекало под ногами…
Он догнал Анну, и их кони пошли голова в голову по набережной очередного канала. Душа д’Артаньяна была переполнена разнообразнейшими чувствами, в которых он от растерянности не пытался разобраться вовсе, но если все же попытаться выразить одной-единственной фразой переживания, терзавшие впечатлительную душу молодого гасконца, то сводились они к нехитрой, в общем, истине – он был на седьмом небе, и душа его пела…
Как он ни вглядывался, не мог различить ничего, кроме нежной щеки и розовых губ – низко надвинутая шляпа скрывала все остальное.
– Нахлобучьте шляпу пониже, – распорядилась Анна, не поворачивая головы. – Вас могут узнать, а это совершенно ни к чему.
– Там, в переулке, был Атос, он-то меня определенно узнал…
– Ну, это не так уж страшно, – откликнулась она после короткого раздумья. – Главное, они все еще не поняли, что вы и «Арамис» – одно и то же лицо, а это дает нам неплохие шансы…
– Нам? – радостно переспросил д’Артаньян.
– Вот именно. Я возвращаюсь во Францию с вами… если вы не имеете ничего против моего общества.
– Помилуйте, Анна! – воскликнул он протестующе. – я только рад… Боже мой, вот это сюрприз! Рошфор мне ни словечком не заикнулся, что вы тоже здесь…
