Скрипнувшая дверь чердака испугала Максима. От неожиданности он выронил из рук старый цифровой проигрыватель. Тот полетел вниз, ударился о хлам, наваленный на черновой пол, пару раз подскочил, перевернулся и затих в одной из щелей.
– Опять дуришь? – с лёгким присвистом, вырывающимся при произнесении шипящих, проговорил Борис, просовывая голову в дверной проём. – Хватит крутить свои дурацкие визги-писки! Пошли вниз, отец зовёт.
Брат не стал ждать ответа Максима, а прикрыл дверь, скрывшись за ней. Максим проводил его взглядом, вздохнул и наклонился в поисках проигрывателя. В чердачной полутьме он едва разглядел упавший аппарат, который с таким трудом прятал все эти дни, найдя его в полуразграбленной лавке древностей.
Батарейка проигрывателя ещё тянула, и можно было слушать коллекцию цифровых записей, собранную предыдущим хозяином много-много лет и десятилетий назад. Максиму очень нравился высокий, немного визжащий звук. Как ему объяснила его бесценная Анна, этот звук издавал инструмент под названием «электрогитара».
Не то, чтобы Максим не слышал гитар в прошлом. Просто он не обращал на них внимания: звучит и звучит, а что это и как называется – не столь важно. Раньше было много разных развлечений, сейчас же едва ли не весь мир радостных переживаний свёлся к маленькому чёрному прямоугольнику с миниатюрным дисплеем.
Кроме того, Максиму нравились и эффекты, рождавшиеся при игре других инструментов. Например, под ритмичные удары вторивших гитаре «барабанов» и отрывистые звуки «баса» оказалось очень весело притопывать ногами на привалах. Можно было изобразить подобие танца перед хохочущей Анной, неумело подражая голосу певца из проигрывателя. «Ещё один в пыли…» – эти слова в одной из песен очень подходили к их нынешнему положению.
Впрочем, не все члены «семьи» ценили увлечение Максима. На правах самого старшего в семью входил названный «отец» Кирилл. Он нашёл их с Борисом в заброшенном сарае на другом конце этой побитой невзгодами страны, ободрил, накормил и повёл за собой к лучшей доле. Была ещё Анна, напавшая на них на переходе, перепутав с изнасиловавшими её ранее бандитами.
Теперь-то Анна на правах «дочери» Кирилла и «сестры» Бориса и Максима полностью взяла на себя готовку, стирку и всё такое, что обычно называют «женским» делом. Тем не менее в самом начале с ней пришлось повозиться, пока она не поняла, что три этих угрюмых существа мужского пола сами жертвы обстоятельств, а никакие не охотники до чужих тел.
Кирилл не одобрял увлечений Максима, считая их чудачеством, а то и почти что преступлением. Действительно, головных телефонов у Максима не было, слушать музыку приходилось через писклявые динамики проигрывателя. В большинстве случаев это могло лишь раздражать лишённого музыкального слуха отца. Между тем в некоторых ситуациях, именно музыка выдала бы присутствие «семьи» в местах временных пристанищ.
Проигрыватель был маленький, но громкий. Звуки музыки, которые так любил Максим, разносились далеко от их пристанища. Любая банда, рыскавшая поблизости, способна была засечь странные, мало кому сейчас нужные звуки и напасть на их слушателя. Хорошо, если они отделаются ограблением, наставлял Кирилл своего нерадивого пасынка, а могут ведь их и убить!
В последние несколько лет чудовищная эпидемия положила страну на обе лопатки. Она унесла большинство населения. Поговаривают также, что не лучше болезнь поступила со всем остальным миром. Сведений вот только мало. Впрочем, и без дополнительных свидетельств становилось ясно, что дела плохи.
Родная страна Максима превратилась в какую-то издевательски примитивную декорацию для новой серии древнего фильма про Безумного Макса. Максим смотрел, точнее «пережил» этот фильм в детстве, его тогда только-только голографировали и выпустили в прокат неизвестно в какой уже раз. Кино не могло вместить и сотой доли реальных проблем.
Тем не менее было верным и для текущей версии событий, что продукты питания и топливо стремительно заканчивались, ибо их запасы никто не умножал, а лишь делил и вычитал. Оставшиеся ресурсы стали желанным трофеем для немногих носителей природного иммунитета. Они сбивались в банды покрупнее и грабили менее успешных конкурентов. Но никакой эстетики «постапокалипсиса» и вообще романтики в их действия не наблюдалось. Лишь банальное желание выжить любой ценой. Кому-то везло, кому-то не очень.