1.
С утра пораньше я заскочил в тамбур электрички (съездить на работу за новым своим баяном) и уже схватился за ручки двери в сам вагон, когда мужик, указав пальцем на волосатое запястье своей руки, спросил:
– Время, братишка, не подскажешь?
Я тормознул и нацелился на свой бестолковый циферблат (мало того, что я неважно вижу вблизи – не доставать же очки, – так ещё и вместо нормальной цифири просто полосочки…)
Очнулся на скамье, сел… Мне частенько снится сюр – не сюр, но настолько яркие картины, что диву даёшься: откуда что берётся?! Откуда?!! Я ведь сроду не видал ничего подобного! Вот что поражает пуще всего! Вот что поражает-то! И сейчас я так и подумал: ну, гадство-паразитство, задолбали эти ваши сны! – тем паче, что сон-то был не ахти каков замечательный, он ничем не удивлял, скорее – разочаровывал… Но стоп, – нет, что-то в этом сновидении было не так. Ветерок пронизывал как-то уж очень явственно, реально и солнце кругом было разлито так обильно и нестерпимо резко, что я засомневался… глянул по сторонам. Картинка была мутной, расплывчатой. На высотном здании за вокзальной площадью сияли большущие буквы моего родного города. И стало мне внезапно страшновато: что-то сродни тому, как если бы я усомнился в своём рассудке. Нет, это уже чересчур – проснуться вдруг не в постели своей, не на диване перед телевизором, а почему-то на вокзальном перроне. Почему, с какого рожна?! Надрался? Не помню!
Тихо! Ти-хо. Ти-и-ихо. Всё прояснится. Не надо паниковать. Двигаем домой, и я поднялся, но тут же сел опять. Слабость и головокружение, холодный пот и сухость во рту. И чуть не стошнило – шершавым языком коснулся нёба. Но идти надо. И я повторил попытку, но уже осторожно, стараясь не раскачать, не расплескать то мутное наполнение своего организма. Утвердившись на ногах, я робко поглядел по сторонам, взялся за ухо – на пальцах осталась кровь. Та-ак! Похоже, я действительно навернулся… Кто ж меня тогда на лавочку уложил? – И медленно, стараясь аккуратно переставлять ноги – все выбоины асфальта ощущались ступнями, словно подушечками пальцев рук – осторожно побрёл. Шёл домой я бесконечно долго. Хотя о времени думать у меня не то что не хватало сил, а соображение вроде как отключилось, и я перемещался на автопилоте, на резервном, так сказать, питании. У своей двери потерял-таки равновесие (раньше времени расслабился, должно быть) и сел на пол, проскользив плечом по дерматину и ударившись локтем о ручку. Как раз этот удар и услышала мать.
– Боже мой! – запричитала она. – Что соседи подумают, что скажут?! – и стала тащить меня за воротник в квартиру. – С утра пораньше назюзюкаться! За баяном, видишь ли! Разве так можно? Взрослый человек!..
– Ма… – попытался объясниться я, но язык не слушался, поэтому молчком стал я помогать ногами – отталкивался, и переместился в коридорчик, а затем и на диван. Затем отключился и уже не чувствовал, как мать меня раздевала. Когда очнулся, потолок перед глазами слегка раскачивался. Потрогал голову и обнаружил на виске здоровенную шишку. Ага, понятно. Однако, тем не менее ничего пока понятно мне не было.
…Врачиха поспрашивала о том-о-сём, сделала заключение о сотрясении мозга, наказала лежать, чего-то прописала и исчезла из моего сознания. Мать ушла в аптеку, а я, оставшись один в пульсирующей тишине, вдруг начал… вернее, из глубин памяти стала подниматься и проясняться, обретая выпуклость, вздрагивающая картинка.
Прояснилось до мельчайших подробностей. И эти два мужика, и свёрнутая в трубку газета в руке у одного из них. И значит, в этой газетине завёрнута была железячка? И до того вдруг обидно сделалось, потому что глупо, глупо, глупо! Не-ле-по!
В отчаянии продолжал я таращиться в потолок, поскольку от раздражения начинало мутить. То есть, мне было совсем не до эмоций. Надо вот только спросить у матери, что у меня пропало из карманов. Сумки нет, но чёрт с ней. Лишь бы документы не тронули…
Вечером позвонил Викентьев: поездка откладывается на неопределённое время. Предварительно сообщат. В другие подробности я вникать не нашёл в себе сил.
Через неделю, действительно, позвонили и назвали дату отъезда. И я стал вытаскивать себя к здоровому самочувствию – так я обозначил себе задачу. И буквально за день до выезда с удовлетворением осознал, что способен ехать, хотя неожиданно затемпературил. На зло врагам наберу таблеток, – не то из упрямства, не то ёрничая сказал я себе, – и вперёд. Труба клокочет и визжит: зовёт-зовёт, зовёт вперёд. Возможно, это и бравада, но… Что «но»?.. После контузии я заметил за собой, что нередко теряю нить… Ну да ладно. В неожиданных перескоках тоже есть своя… хотел сказать прелесть… изюминка будет правильней.
Время от времени я имел привычку играть в реинкорнацию… Эти двое, с железякой которые, вряд ли обрадовались бы, если б узнали, что в следующей моей жизни я в облике крокодила встречу их где-нибудь, где они совсем не ожидают… Вот, допустим, они идут по берегу болотистой речки и совсем не подозревают, что за той вон корягой их поджидает крокодилова (то есть моя) пасть… Но, возможно, и не так всё произойдёт. Разбогатев на грабежах, они заделались богатеями, имеют даже свой частный зоопарк – детишкам своим на радость. И вот им привозят новый экземпляр, отловленный по их же заказу в Африке где-нибудь. Крокодил этот на вид смирный, вовсе не кровожадный, но крокодил этот помнит своих обидчиков и дождётся своего часа и разорвёт их в подходящий момент…
В эту ночь я решил не ложиться спать, потому что в семь утра надо было быть на месте сбора в Москве, то есть – такси, электричка, метро. И вроде времени должно хватить, но кто его знает – не был я никогда на шоссе Энтузиастов – ну, вот как-то не доводилось, хотя по Москве мотался вдоль и поперёк; и вполне возможно – возникнет какая-нибудь закавыка… А не люблю я суетиться, поэтому и предпочитаю на электричку ходить пешком – пусть далеко, зато наверняка. Да и променад в наши годы и при нашей профессии никогда не лишний.
Кроме того, по телевизору заполночь бокс покажут, затем «формулу один», так что в самолёте покемарим. И без того дрых последние две недели по двенадцать часов – выспался до полной отрыжки, что называется.
Я понимал, что такая словесная белиберда – признак неважного самочувствия, но… хочется-хочется на простор, возраст, что ли, такой…
В три ночи закончилась «формула» и я позвонил в таксопарк… Вскоре я вышел из подъезда:
– Привет.
– От старых штиблет, – таксист выдохнул запах водки, спохватился, что выдал свою нетрезвость, и с места рванул по выбоинам асфальта.
