…Этак каждый начнет писать свои биографии! Я отвечу – и прекрасно! Пускай каждый напишет о себе правду и даст почитать другому. Мне кажется, что это будет способствовать взаимопониманию.
Александр Житинский. «Дитя эпохи»
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
Боря сидел на деревянной парковой скамейке и неспешно, вдумчиво, со знанием дела время от времени прикладывался к крепко вросшей в его правую ладонь бутылке портвейна. Левая же рука была практически свободна и лишь как бы невзначай презрительно перелистывала лежащий рядом конспект. Боря на год раньше меня закончил школу и теперь учился в строительном институте. Я на тот момент был окончательным старшеклассником, вернее, кончающим… нет, пожалуй, заканчивающим и, как положено, уже начинал задумываться «А чё дальше-то?» Вообще-то, «уже» – термин несвоевременный, все мои одноклассники свою будущность давно определили. Я же метался в сомнениях. С одной стороны, моя гуманитарная сущность звала меня в институт иностранных языков, которые меня всегда привлекали, мало того, как-то родившись, я заговорил сразу на двух языках, отечественном и изучаемым мамой английском. Но с другой стороны, ВУЗ-то педагогический, а какой из меня, раздолбая, прости господи, педагог…
Да и с языками произошла некоторая путаница. Пытаясь сделать из мелкого и бестолкового меня что-нибудь англоязычное, кроме того, что обозвали в честь Оскара Уайльда, родители долго описывали по городу спираль со всё возрастающей амплитудой в поисках школы соответствующего профиля. Однако везде им отвечали примерно одно и то же:
– Чего вы мечетесь, ступайте в ж…,
извините, по месту жительства, где располагалась школа с расширенным преподаванием языка, но только немецкого. В неё своих мажоров пихали директора магазинов, престижные врачи и всегда дальновидные евреи. Школа, действительно, считалась лучшей в городе, да и с домом рядом. На том и остановились.
Итак, Боря душевно бухал. Я подсел к нему, пожал руку, взглотнул из дружески предложенной бутылки и задал мучивший меня в то время вопрос, как это студенты умудряются столь приятно проводить время в то время, как время сессии. Боря выразился философически:
– Куда учишься, тем и получишься. А у нас в ГИСИ ты нам только поднеси…
Насыщенность и содержательность этого изречения настолько впитались в мой ещё не определившийся с выбором мозг, что желание стать строителем буквально на глазах стало расти и крепнуть.
Да к тому же Боря был мастером спорта по фехтованию, или тогда ещё КМС. Наверное, поэтому он так крепко держал пузырь. Я, кстати, в младших классах тоже занимался в этой секции, но так ничему и не научился. Помню только, что поступил туда, как и другие пацаны, начитавшись «Трёх мушкетёров». Мы скакали по спортзалу, запрыгивали на шведские стенки, размахивали рапирами и кричали: «Ага, каналья!» Впрочем, вру. Боярский стал кричать это значительно позже. Потом появлялся тренер и хлестал нас рапирой по ляжкам. Было больно, но доходчиво. Нет, кое-чему я всё-таки научился. Когда мы дрались арматурными прутами на крышах дворовых гаражей, я зафехтовал своего соперника, и он свалился с трёхметровой высоты. Слава богу, всё обошлось.
Шпага и вино были неразлучны у мушкетёров, но они при этом не учились в институте. А тут сочетание спорта и спирта меня крайне заинтриговало. Короче, мнение моё о ВУЗе, в котором я себя уже представлял, не только выросло и окрепло, но даже слегка разбухло. Нет, пока ещё не от слова «бухло». И вопрос «Кем быть?» был аннулирован. А то раньше…
Я очень стать хотел бы генералом
И, нацепив лампасы на штаны,
Я бы солдат построил и орал им,
Как те служить отечеству должны.
***
Я очень стать хотел бы астрономом
И, вперив телескоп в ночную тьму,
Открыть летающий булыжник новый,
Покуда не известный никому.
***
Я очень стать хотел бы землекопом,
Я б землю вдоль и поперёк изрыл
И, отыскав ребро питекантропа,
Музею бескорыстно подарил.
***
Я очень стать хотел бы скалолазом,
Меня бы уважал Сенкевич Ю.
А я с вершин Памира и Кавказа
Ему давал бы телеинтервью.
***
Я очень стать хотел бы страх-агентом,
Ходить по территории своей
И страховать доверчивых клиентов
От СПИДа, от поноса, от детей.
***
Я очень стать хотел бы стюардессой,
Жаль, что туда лишь девушек берут,
Я предлагал бы пассажирам прессу,
Рыгательный пакет и парашют.
***
Я очень стать хотел бы рок-звездою,
Я бы тогда культуру в массы нёс,
Толпой фанатки гнались бы за мною,
Роняя пряди крашеных волос.
***
Я очень стать хотел бы акушером,
Все женщины стремились бы ко мне,
Назло заморским мистерам и сэрам
Я б поднимал рождаемость в стране.
***
Я б стать хотел борцом, легкоатлетом,
Певцом, танцором, тренером ушу,
Но только, извините, стал поэтом
И пользы никакой не приношу.
***
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
Школьно-институтская промежность – это лето, которое мне запомнилось на всю жизнь. Причём вплоть до мелких эпизодов. Это время метаморфоз. Из гусениц, так сказать, в бабочки. Из одной ипостаси в другую – в течении одного лета ты школьник, выпускник, бездельник, абитуриент и студент. Это последняя любовь школьная, первая институтская, ну и то, что между ними.
Чтобы закрепить понимание этого переходного периода и вспахать глубокую борозду между сопливым прошлым и самостоятельным будущим, мы, четверо друзей – одноклассников, решили развеяться, освободить мозги от лишнего хлама и заготовить там место для нового. Ну, а для осуществления подобной процедуры просто необходимы природа, свежий воздух и полное отсутствие одушевлённых предметов. Лучший вариант – необитаемый остров. И он нашёлся, вернее, его подобие.
Спустившись на речном транспорте вниз по Волге километров на семьдесят, мы на пароме переправились на противоположный пустынный берег с полным отсутствием каких-либо признаков цивилизации. Кстати, и остров там был. Забыл, правда, сообщить, что с нами был проводник, бдун и блюститель сухого закона – мой батя. Потому что трудно представить, что бы мы там творили без старшего товарища. Подобные походы были не в новинку, но этот планировался сроком на неделю. Разбили лагерь, поставили палатки, натаскали дров, распределили съестные припасы, и остальное время уже работало на нас.
Батя углубился в рыбалку, а мы принялись выплёскивать из себя дурь. Сколько же её скопилось за розовые школьные годы! Мы носились по берегу Волги в одних набедренных повязках, где спереди висел лопух, а сзади не было ничего из соображения, чтобы оттуда быстрее детство вылетало. Подобное проветривание весьма способствовало всему намеченному, но лишь в дневное время. Вечера же, хоть и у костра, провоцировали на знакомства с истинными хозяевами положения и данной местности в целом. Голодные и злые, они облепляли наши незащищённые места, насыщались и, уже довольные и толстые, улетали прочь, уступая место новым, уже наслышанным о появлении на их территории свежей крови различных групп и степеней жирности. Человеческая натура вечно чем-то недовольна, зимой ей надо лета, а летом хочется на Северный полюс вместе с сидящими на тебе комарами.