Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
А. Пушкин. Дар напрасный, дар случайный…
Красная кладка стен. Кирпичного цвета плитка на полу. Окон нет. Под потолком лампа, рассеивающая резкий, желтый свет. Он блекло отражается от кафеля. Помещение размером с маленький сарай или туалет ― но нет ни лопат, ни горшков. Пусто, чисто. Пронзительно желто от гнусного, раздражающего света. Слышится шум прибоя. Или это кажется?
Как давно я здесь? Где находится это место? И… Кто я? Я ничего не помню.
Наверное, это сон. Тела своего не вижу, могу летать, зависать под потолком, но не могу дотронуться до стены. Не могу покинуть этот прибрежный сарай. Такой сон. Но он бесконечен. Мне кажется, что я тут уже очень, очень давно.
Почему-то мне невероятно одиноко. До отчаяния, до слез. Одиноко и жаль себя. Но пожаловаться некому. Могу только опуститься на пол, плакать без слез и слушать шум прибоя.
Я опускаюсь и слушаю. Бесконечно долго. Очень хочется прикоснуться к кому-то теплому и родному. Прижаться. Пожаловаться. Но я не могу проснуться, как ни пытаюсь. Стараюсь раскрыть глаза, но не чувствую век. Как-то же я просыпался раньше. Просыпался? Раньше? Когда? Где?
Кто я?!
Где я был до этой красной комнаты? Как меня звали? Где я просыпался?
Да, я просто в кошмарном сне, в котором у меня отобрали память. Надо немедленно проснуться…
Или все же не сплю?
Умер? Разве так чувствуют себя после смерти? И если умер, кем был до этого?! И был ли?
Красные стены, пол, потолок, лампа, свет, шум прибоя за стеной.
Как давно я здесь? Вечность?
Стены, пол, потолок, желтый свет, расслаивающий воздух вокруг лампы на еле видные дольки, похожие на апельсиновые. Я могу летать, проходить сквозь лампу, зависать под потолком, но не могу пройти сквозь стены комнаты. Не могу закричать. Не чувствую запахов. Но слышу и вижу.
Сколько времени я здесь? Сколько времени вижу эти стены, лампу, потолок, этот пронзительный свет?
Я здесь давно. А где был раньше? Наверное, в забытьи. Дни, месяцы, а может быть, годы я был здесь и будто в полусне. Сейчас проснулся, и мне необходимо вырваться отсюда!
Красная кладка, шум моря, апельсиновые дольки…
Нестерпимо, невыносимо больно в груди, то есть там, где она должна быть, если бы у меня было тело.
Стены, потолок, пол, лампа. Одиночество.
Всякий раз, когда я вспоминаю, что торчу здесь уже давно, что очень давно пытаюсь вырваться отсюда, мне становится нестерпимо тяжело, даже больно. Кажется, что я задыхаюсь, хотя знаю, что дышать не могу.
Вот я опускаюсь на пол, смотрю на лампу, стены, потолок, дольки… Я даже не могу нормально думать ― только обрывки мыслей и чувств. Но откуда-то знаю, что когда-то умел и думать, и чувствовать.
Наверное, я неприкаянный дух. Кажется, так таких называют. Кто называет? Где я это слышал? Наверное, я всегда был таким ― не умел ни спать, ни дышать. Не тот дух, которым становится человек после смерти, а тот, который всегда лишь бестелесный призрак. Кажется, в таких духов верили индейцы и шаманы.
Индейцы? Кто это? Откуда и почему всплыло это слово? Не знаю. А почему я помню, что такое апельсин и его дольки? Здесь нет никого, кто бы мог рассказать мне все это. Нет никого, кто способен произнести слово. Здесь из звуков только шум прибоя и скрип покачивающейся на креплении лампы. Она скрипит еле слышно: криб… криб…
Кто я? Как отсюда выбраться? Как проснуться? В конце концов я бы просто исчез, но здесь находиться сил больше нет!
Стенка, лампа, потолок…
Так как долго я здесь? И откуда знаю про время?
«Дольки апельсина», скрип лампы, матовая плитка пола.
Я не могу так больше! Это должно прекратиться! Хочу перестать задыхаться, мучиться от стыда! Видеть эти проклятые стены и желтую лампу!
Пол, стены, дольки, прибой…
В сотый раз пробую пройти сквозь стену… Упираюсь в кладку. Могу рассмотреть ее подробно ― до малейших сколов и трещин. Но пройти сквозь нее не могу. Почему, если тела нет?
Шум прибоя будто стихает, лампа светит чуть-чуть тусклее, больше ничего не меняется. Я все там же: то плаваю под самым потолком, то опускаюсь на пол, то скольжу вдоль стен. Но вскоре снова и лампа начинает светить ярче, будто даже сильнее, чем раньше, и шум прибоя становится громче.
«Криб… Криб…»
Кажется, что кто-то или что-то держит холодной рукой мое сердце и легкие, ― стиснул, и держит. И холод этой руки пронзает меня.
Лампа под потолком расчерчивает желтые линии. Они ― не в воздухе, они внутри моей пустоты. И это не свет пульсирует, а моя боль. Не прибой шумит, а волны ужаса от одиночества то и дело вздымаются и опадают.
«Кр…и…п… Кр…и…пп…»
Вот лампа замирает. Прибой за стеной превращается в легкий шелест волн по песку.
Я опускаюсь на пол. В который раз пытаюсь себя рассмотреть, но там, где должно быть тело, ― лишь пустота.
Я мечтаю вернуться туда, откуда возник. В ту пустоту, в которой был до сих пор. Что это было ― сон или смерть, ― не знаю. Как и не знаю того, как вернуться.
Снова опускаюсь на пол. Долго лежу и смотрю снизу. Глаза не закрыть ― их нет. От сарая не спрятаться. Мне не исчезнуть. Мечтаю, что когда-нибудь снова впаду в спасительное забытье.
Наверное, я все-таки дух. Просто незримый житель тонкого мира. Но духи считаются выдумками. Кем считаются? Почему? Не помню. И разве я ― выдумка? Нет, я есть: без тела, с обрывками мыслей и памяти, но я существую.
Мне страшно, а чего я боюсь ― не понимаю. Но ведь страх почему-то сжимает мое сердце и давит на грудь, которых нет!
Мне больно. Апельсиновые протуберанцы лампы как-то усиливают эту боль. Делают ее пронзительней. Наверное, было бы легче, если б я сидел в темноте. Тогда бы мне не казалось, что я ― на операционном столе, на котором удаляют душу.
Как же отсюда выбраться? Связно думать не получается ― мои боль и страх преграда, через нее не пробиться мыслям. Они утекают, как песок сквозь пальцы, нигде не задерживаются, не приводят к итогам. Зато чувства почти материальны. Порой мне кажется, что они крепче окружающих кирпичных стен.
Кто я? Как здесь оказался? Как отсюда выбраться? Как прекратить эту боль внутри? Или выбраться, или исчезнуть, вновь окунуться в то небытие, в котором я был ― как? Повторять эти вопросы ― это все, на что я способен. На что способен мой несвязный рассудок.
Я летаю по комнате, залитой пронзительным желтым светом. То зависаю под потолком, то барражирую вдоль стен, то опускаюсь на пол, то подлетаю к лампе.
Сейчас бы выпить! Да накатом! Да сразу сто пятьдесят! Чтобы отлегло, забылось… Чтобы жар алкоголя хотя бы ненадолго растопил холод в груди.
