Они остановились перед дверью обитой дерматином с табличкой «Зубной врач Элькин В. С. Прием 8-18» Дверь была незакрыта, можно было войти, но капитан Звягин обратился к сержанту:
– Позвони! – а сам стал напротив глазка в двери. Когда послышались приближающиеся шаги, резко произнес:
– Откройте, милиция!
Дверь открыл сам врач, и его привычно розовое лицо было под цвет его белого халата.
– Разрешите нам войти, – обратился Звягин.
Первым в приемную, обставленную вдоль стен стульями, вошел старший следователь ОБХСС, он в отутюженной форме, молодой, при галстуке, в руке кейс. Следом понятые – двое мужчин и женщина. Капитан Звягин, за ним старший лейтенант и сержант подошли к следователю. Тот открыл кейс, извлек оттуда лист бумаги, а кейс отдал Звягину.
– В связи с открывшимися новыми обстоятельствами при расследовании ряда уголовных дел, – обратился следователь к врачу, – получена санкция на ваш обыск и выемку. Вот постановление. Можете добровольно сдать ценности.
Последовало молчание, следователь решительно вскинул подбородок.
– Приступим!
Капитан приблизился к доктору.
– Откройте все двери комнат, отвечайте на мои вопросы коротко, и, пожалуйста, сразу!
Звягина не случайно посылали на такие мероприятия – шмоны, как они негласно назывались. Он считался в этом деле более удачливым. За годы он отработал некоторые приемы, которые оказывались часто действенными. Разгадывать различные ухищрения, искать запрятанные тайники можно было, ломая стены, а наблюдательный и любопытный Звягин подходил к делу как психолог. Небольшого роста, сутуловатый, он исподлобья следил за поведением человека, задавал беглые вопросы и малоопытные, да еще напуганные подследственные часто чем-то себя выдавали.
– Это детская, – сказал врач и приоткрыл дверь.
В комнате кроватка, напольный коврик и вдоль стены, на невысоком уровне, полка с детскими игрушками. И Звягин сделал шаг к этой полке. То, что произошло, длилось секунды. Врач рывком оказался у полки, из цветного ведерка выдернул объемный мешочек, шёпотом продохнул в лицо Звягину:
– Молю! Спаси! Дети! Век не забуду! Погибну в тюрьме! Здесь камни, золото! Много! Спаси!
А от двери к ним в два шага приблизился лейтенант, из рук врача схватил мешочек, с утверждением кивнул Звягину и сунул мешочек за отворот кителя.
– Не паникуйте, выручим! Спасем!
Капитан Звягин за годы службы многое повидал, а вот таких должностных преступлений делать ему не приходилось. Поведение лейтенанта неожиданное, дерзкое, требовало незамедлительного разоблачения, но… Звягин скорее опешил, чем что-либо успел сообразить, а может, заманчиво в золотом ореоле остановил его мешочек, исчезнувший в отвороте лейтенантского кителя. Так или иначе, он смолчал…
А потом в протоколе рядом с подписью лейтенанта Кравчука и других участников подтвердил, что при обыске ничего существенного обнаружено не было…
Первое время Звягин находился под впечатлением происшедшего. Он клял последними словами Кравчука, втянувшего его в опасную авантюру, но в то же время ждал, что Кравчук к нему обратиться. И, действительно, в коридоре горотдела они встретились, и Кравчук мимоходом бросил:
– Без спешки, повременим!
А через некоторое время Звягин узнает, что Кравчук подал рапорт на недельный отпуск во Львов в связи с болезнью матери. Прошла неделя, другая, месяц, он не вернулся. Понятно, это вызвало определенное беспокойство начальства. Пробили Львов с просьбой посетить мать Кравчука. Ответ пришел: Кравчук Петр Владимирович во Львове не появлялся, у родителей не был.
Эти сведения не стали секретом и обсуждались сотрудниками, но только Звягин мог знать истинную причину: прячет концы, мог податься хоть в Молдавию, Казахстан или Прибалтику, паспорт купить, всё что угодно. Оказался с дальним прицелом! И то, что копилось в Звягине с начала этого происшествия, вдруг приобрело неожиданно другой смысл. Будто не он, а кто-то другой попал под статью: «Завладение имуществом путем злоупотребления служебным положением». Позор без оправдания!» До зубовного скрежета Звягин клял эту «мразь», этого подонка Кравчука «Он, Звягин, считавший себя честным человеком, да еще и блюстителем закона вмиг оказался среди тех, с кем боролся. Да, никогда осознанно не пошел бы он на это преступление. Никогда!»
Ни с кем, понятно, Звягин своими мыслями не мог поделиться.
Эта история в череде дней для многих совершенно забылась, примерно, через два года один из сотрудников УВД по командировке находился в Киеве и, вернувшись, в разговоре с товарищами, как бы вскользь мимоходом заметил: «Может, ошибся, а может, и нет. Увидел Кравчука, заметный гусак, тонкошеий. Садился в машину, я автоматом номер засек, киевский, 794-06. Может и ошибся»
Звягин этот номер запомнил. Всё прежнее в нём всколыхнулось! Мало того, у него тогда были возможности, и он по номеру автомобиля в Киеве узнал фамилию владельца – Тиунов Петр Николаевич, и его домашний адрес:
«А что, если это и в самом деле Кравчук!?»
Прошло десять лет.
Девяностые годы! Как их только не называли: мрачные, тяжелые, наиболее хлестко – «Лихие».
Развалилась великая держава – несокрушимый, могучий Советский Союз. Кому довелось тогда жить, испытали на себе всю трагичность непредсказуемых перемен, гибель установленных понятий, моральных принципов, а подчас, безысходность обыденной жизни.
Капитан Звягин – пенсионер по милицейскому возрасту и по сокращению штатов. Внешне он почти не изменился, оставался сухощавым, может чуть больше сутулился, да несколько приугас любопытствующий блеск в глазах. Он не мог позволить себе стоять на базарах, растянувшихся по улицам города. Не ездил в Польшу продавать вещи. Оказавшись не у дел, без накоплений, он старался приспособиться к обстоятельствам. Еще задолго до службы в милиции было у него ремесленное училище и машинно-строительный техникум. Он умел столярничать, слесарничать, на работе в свое время, его, бывало, приглашали чинить замки и даже открывать сейфы. Балкон стал чем-то наподобие слесарной мастерской. К нему обращались соседи, он охотно шел исправлять поломки, восстанавливать приборы, не считая зазорным получать за это какое-то вознаграждение. Но жизнь доставала. Жена на мизерной пенсии, да еще дочка с двумя девочками. Они жили недалеко от их дома. Завод, где работала дочка с мужем инженером, закрылся, приходилось им хоть чем-то помогать.
Звягин никогда не забывал историю с Кравчуком, это событие оказалось настолько исключительным, что запамятовать его было невозможно. Правда, с годами отодвинулось, потускнело, и вспоминалось все реже.
Искать, найти или увидеть Кравчука у него и в мыслях не было. Тот оставался далекой мрачной фигурой, пока однажды, для чего-то перебирая бумаги, он не наткнулся на старую запись с номером автомобиля и киевским адресом Тиунова Петра Владимировича: будто вдруг ожило прошлое, и вернулась та жгучая обида. Но теперь это прошлое предстало несколько в другом виде. Момент, когда кладет Кравчук за отворот кителя мешочек, вспыхнул особенно ярко.
