Трагедия России – в разделенности русского народа. Раскидан он по странам и материкам, растерзан по идеологическим нишам и церковным приходам. Только одно нас и объединяет – память о родном доме, где бы он физически не находился, память о матери, отце, братьях, сестрах. За ними – вечный, архетипичный образ Руси, со всеми ее бедами, долью и величием.
Новая книга Павла Васильевича Шахматова рассказывает лишь об одном миге бытия русского народа, о жизни нескольких русских поселков когда-то существовавших на севере Китая, в Маньчжурии, куда забросила судьба их основателей и насельников после страшных лет Гражданской войны 1920-х годов и коллективизации 1930-х. Спасая свои жизни, свои семьи из Забайкалья за Аргунь в Китай бежали казаки, крестьяне, приисковые рабочие, промышленники, интеллигенция… Их было много тысячи, сотни тысяч.
«На перепутье дорог» – не первая книга Павла Васильевича о Трехречье, маленьком уголке «русской» земли в Китае. Первая вышла в свет в 2014 году, она так и называлась – «Трехречье», и в жанровом отношении представляет собой историко-документальное исследование. Автор в ней – летописец свей Малой Родины, пережившей и период свободного заселения, и японскую оккупацию, и приход частей Красной Армии, освободившей Китай в 1945 году. Информация, полученная от очевидцев событий, перемежается с материалами документов, сухими архивными данными, ссылками на различные работы историков. Новая книга имеет совсем иной характер. Перед нами – художественный текст, который создан прежде всего на основе собственных воспоминаний автора. Повесть, которая родилась из долгих разговоров о пережитом в семье Павла Васильевича, из его бесед с трехреченцами, уехавшими из Китая в Австралию.
Период, которому посвящена повесть, выбран не случайно. В 1950-х годах русские трехреченцы (и не только) оказались вновь на перепутье. Разделились семьи, рвались дружеские связи – кто-то собирался уезжать в Советский Союз, кто-то в Австралию или любую другую страну, которая принимала русскую эмиграцию, кто – то решался оставаться в Китае, надеясь, что их минуют грядущие события. Именно этим кризисным годам «Русского Трехречья», которые привели к исчезновению этого маленького уголка «Зарубежной России», посвящена повесть Павла Васильевича. И хотя ее герои носят вымышленные имена (такова природа художественного текста!), многие из еще живых трехреченцев обязательно узнают в ней себя, своих родных, друзей, знакомых.
Читая повесть, я вспомнил рассказы Павла Васильевича, услышанные в те несколько весенних вечеров 2015 и 2016 годов,
когда мне посчастливилось быть у него в гостях. В доме на Перл Бич. Читая вспомнил его лукавую улыбку, супругу Татьяну, которая незаметно для нас создавала неповторимо-уютную атмосферу обычных дачных посиделок то ли где-то недалеко от Москвы, то ли крымском берегу Черного моря. Помню, я как-то воскликнул – «Это Вам нужно записывать!» И услышал – «А я и записываю».
Живая речь повествований Павла Васильевича удивительным образом точно перенесена на бумагу. Для меня, как для фольклориста, это пример литературного текста, который опирается на стихию устной словесности, являясь по существу литературным переложением устных рассказов, притчевых историй, анекдотов, этико-философских народных суждений о жизни и истории горстки русского народа, когда – то проживавшей в Китае.
И главное – книга Павла Васильевича придет к российскому читателю. Она – одна из тех ниточек, которая сегодня связывает наш разделенный народ и дает возможность, оглядываясь на прошлое, думать – как нам строить наше общее будущее…
Владимир Кляус, доктор филологических наук, фольклорист.
Сквозь морозную пелену льется бледный свет луны на спящую, снегом окутанную деревню. Тишина. Кругом ни звука. Словно по взмаху волшебной палочки зажигается свет сначала в одном доме, затем в другом и вот засверкала огнями уже вся деревня. Из труб столбом повалил дым, устремляясь в ночную небесную даль и растворившись там, исчезает. Шумом, криком, скрипом саней, лаем собак наполнился воздух.
От легкого прикосновения руки матери, Степан проснулся.
– Пора вставать, завтрак уже готов, – тихим голосом проговорила мать.
В комнате был полумрак, на кухне небольшая керосиновая лампа с убавленным фитилём давала слабый свет. В избе было прохладно, недавно затопленная печь, где ярким пламенем горели лиственничные дрова, громко постреливая искрами, еще не нагрела помещение. У деда были заготовлены много лет тому назад бревна, он собирался сделать к дому пристройку, но все не доходили руки, да и последующие события окончательно загубили его мечту. Лиственничные бревна пустили на дрова.
Внутри небольшого дома было тесно, но уютно. В правом углу стояла большая кровать, рядом широкий комод, у дверей слева кровать поменьше, большой кованный сундук находился у самой стены, под окном расположен стол и стулья, тут же небольшой письменный столик, в итоге оставалось совсем немного свободного пространства. Маленькая кухонька и русская печь занимали место вправо от двери. Под потолком в переднем углу кивот с иконами, посередине большой образ Спасителя в серебренной ризе перед которой в праздничные дни всегда ярко горела лампада.
Отбросив теплое одеяло, Степан сел на край кровати, потянулся рукой к стулу, где лежала с вечера приготовлена верхняя одежда, одел на себя, помимо рубахи, еще теплую фуфайку, связанную бабушкой Еленой, которой уже нет в живых. Нет и деда Захара, арестованного органами НКВД в 1945 году и вывезенного на территорию СССР.
Катанки, подшитые кожей были поставлены на просушку около обогревателя. Присев на стул, Степан стал умело навертывать портянки, чему его учил еще дед, который считал это самым главным, чтобы ноге в обуви было удобно, ни туго и не слабо. Младше его братья и сестра продолжали спать спокойным сном. Холодная вода из умывальника освежила лицо, шею и тут же согнала дремоту. Степан негромким голосом поздоровался с Галиной Тихоновной, хлопотавшей на кухне:
– Доброе утро, мама
– И тебя с добрым утром, сынок, садись за стол.
На столе стоял уже незамысловатый деревенский завтрак: еще шипящая на сковороде поджаренная на сале картошка, соленые огурцы, лук и толстыми кусками нарезанный хлеб из пшеничной муки. Быстро покончив с едой, Степан напоследок выпил стакан теплого молока. Обвернул вокруг шеи вязанный шарф, надел уже не новый дубленый полушубок, натянул на голову шапку – ушанку и вышел из дома. Резким холодом ударило в лицо, по телу пробежала дрожь. С высоты небес луна лила свой слабый свет на заснеженную землю, вся деревня окутана легкой туманной пеленой, повсюду слышатся звуки людских голосов, скрип полозьев саней, фырканье и топот лошадей. Жители проснулись, каждый спешил осуществлять свои планы, намеченные на этот день.
