Дмитрий Барабаш - На петле времени

На петле времени
Название: На петле времени
Автор:
Жанр: Современная проза
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2014
О чем книга "На петле времени"

Книга «На петле времени» Дмитрия Барабаша – поэтическая оценка настоящего с точки зрения вечного.

Трудный вымысел мой несущественней уличной пыли. В сладком или, как в Ниле петляют иные миры, о которых боясь и смеясь на земле говорили всякий раз, когда плыли под черной водой корабли. Когда скат поднимал из песка иероглиф сознанья, нарисованный бликом восхода в хрустальной волне – на губах ощущалась улыбка всего мирозданья и всех будущих жизней, уже воплощенных во мне.

Бесплатно читать онлайн На петле времени


Стихотворения

Под черной водой

Трудный вымысел мой несущественней уличной пыли.
В сладком или, как в Ниле петляют иные миры,
о которых боясь и смеясь на земле говорили
всякий раз, когда плыли под черной водой корабли.
Когда скат поднимал из песка иероглиф сознанья,
нарисованный бликом восхода в хрустальной волне —
на губах ощущалась улыбка всего мирозданья
и всех будущих жизней, уже воплощенных во мне.

Встреча

Не оборачивайся, не ищи никого за спиной.
Это я говорю.
Это ты говоришь со мной.
Ты все правильно слышишь —
под строчками твои мысли. Твои слова,
как под кожей, под ребрами
пульсируют почками,
набухая к весне,
изгибаются как трава,
прорастая сквозь землю
лютиками-цветочками.
Если ты задержался здесь, знай
– я тебе внемлю.
Я и сам много раз находил такие слова,
словно лаз в кустах между пышных фраз,
между лживых эпитетов.
Ты идешь на свой голос, видя то,
что я видел прежде.
Видя то,
что мы видим вместе,
спустя лет двести.

Секрет пророка

Какое время ни возьми —
всегда кончается эпоха.
И оттого живется плохо,
и много суетной возни.
А если нам от звеньев тех
времен немного отдалиться,
то выясняется, что длится
цепь одинаковых потех.
Она одна – от время оно.
Одна за все, одна на всех.
Всегда предчувствие конца,
как предначертанность начала,
земных пророков удручало
лукавой колкостью венца.

Апоэтичное

Туманы, выси, лютики в стихах
лелеют плоть, как фиговы листочки.
На вывихах из «ха» выходят «ах»
и волосками прорастают строчки.
Коль чувствам праведным предписано звенеть
в укор цинизму шуток безвременных,
щелчок строки не должен гнать как плеть
рабов возвышенноколенопреклоненных,
ползущих по Москве ли, по Перу,
по сорок лет петляя по пустыне.
Поэзия подобна комару
без имени, родившемуся в тине
чумных веков, проказистых болот,
ландшафтов лунных, марсианской топи,
запястьям острострелых позолот
и устрицам в малиновом сиропе,
скрипящим там, где скука вялит бровь
девицы, отслужившей слизь созданья.
Поэзия – комарная любовь
к венозной коже, первое касанье
с искусом истины, скребущей словно зуд
земных страстей под листьями распутиц.
И запах прений, как священный суд,
в распахнутые окна льется с улиц.

Смысл жизни

Итак, земля опять
тревожит наше зренье.
Переполох людской
Шекспиру помешал
сонет закончить в срок.
Так может этот шар
с их мировой войной
стереть?!
Ан Моцарт ловит ноту…

11 сентября

Поэтический штамм.
Близнецов и взорвали за то,
чтобы рифмой стеклянной
железобетонное небо
не дробили в стрекозьем,
квадратно-экранном зрачке.
Близнецов и взорвали за то,
что, не ведая срама,
нам морта́ли сальто́
и сортами мальтийских крестов
переплавили в радугу
каплей бензина полу́жью,
по забвенью земли
и сведению к точке небес.
Близнецов и взорвали за то,
что из колбы исчез
поэтический штамм,
обнуляющий мысль до начала.
Близнецов и взорвали за то,
что земля означала
путь единственный свой
по никем неведо́мой оси.
Слово – Слову в лицо!
Близнецов и взорвали за это.

Сумеречная зона

Изобретая область тьмы,
вы открываете для света
то, что, наверное, должны
скрывать по логике сюжета.

Литература

Литература с бахромой
торшера или абажура,
у строгой дамы, за стеной…
Литература.
Я к ней на сахар и на чай
крадусь и, словно невзначай,
касаюсь кончиком сандали
узорной кованной педали
машинки «Зингер» под столом.
Я вижу, как она углом
шпионски скошенного глаза,
очки возвысив надо лбом…
Все остальное прячет ваза
с конфетами и толстый том.
Я точно знаю – это сказки!
И вот уже с набитым ртом
липучих шеек, хрустных мишек
я в мире бабушкиных книжек
пропал, не ведая о том.

1001 ночь

Тысяча и одна ночь —
меньше трех лет.
С востоком всегда непонятно
где договорено – где нет.
Были ли между ночами
немые ночи?
Чья сказка была длиннее,
а чья короче?
Он ли сумел дослушать,
она ли досказать?
Или же душа в душу —
в одну кровать?
Своды дворцов восточных
дышат насквозь
звездами.
Все, что приснилось, —
тут же почти сбылось.
Тайны персидские – сказками —
в твоих глазах.
Не забудь повернуть между ласками
жизнь в песочных часах.

Русские народные

Русские детские сказки
Писались по чьей-то указке
Русские детские сказки
Цензуре дырявили глазки
Очень нерусский редактор
Ездил по сказкам как трактор
Пели-плясали старухи
Песенки красной прорухи
Танцы кромешной концовки
И хохотали плутовки
Страшные русские сказки
Чертом глядят из-под маски
Черным по белому взором
Номером и приговором
Русские добрые сказочки
С посвистом словно салазочки
В дали Сибири не сказочной
В теплое лоно подрясочной
Русские славные сказищи
С лаем выводят на пастбище
Чтобы реальность казалась
Жуткой лишь самую малость.

Поэзия

Поэзия в любые времена,
в любые исторические бури,
в любые штили – только имена
мелькнувшей жизни и отважной пули,
которую ожившая мишень
отринула от окончанья рода.
Поэзия – нечаянная тень,
случившегося вовремя восхода.
Струится слово светом сквозь силки,
играется с коварством паутины,
и пауки – следят, как пастухи,
за звездами из тленной середины
вселенских пут и стрекота секунд,
перебирая золотые снасти.
Прищуру вечности смешон минутный бунт
прощальной старости, развеянной на страсти.

Время тайных убийств

Время тайных убийств
без судов и следствий.
Просто пуля в затылок —
и все дела.
Просто у самолета —
перелом крыла.
Просто нашествие
стихийных бедствий.
Мы еще вспомним Сталина
с его шарашками.
Неприкрытую подлость
глаза в глаза.
Мы еще вспомним Брежнева
с Чебурашками,
взлетающими
в олимпийские небеса.
Человек в России звучит страшно,
как окончательный приговор.
Все остальное уже не важно.
Мы чувствуем правду в упор.
Таких времен не бывало прежде.
Цинизм вывалился, как кишки.
О какой же, милые, вы, надежде?
Про какие ж, милые, вы, стишки?
Сверкает лезвие брадобрея,
скользит по аорте то вверх, то вбок.
И все-таки, чем человек добрее,
тем уязвленнее будет Бог.

Бал литературы (бесы)

Десять безумных веков
на наборном паркете.
Бал начинается.
Дайте ж, красавица, руку.
Скоро приедет палач
в золоченой карете.
И раз два три, раз два три,
раз два три, раз два три.
Бал начинается
и по кровавому кругу.
Ах, Александр Исаевич, не говори…
Вспомнят ли
первопричинную литературу
мутные витязи
праздничных будней России.
Бубном ударят по черепу
полускульптуру
с даунским взглядом
великого полумессии.
Бал начинается.
Войско стоит при параде
в дряблой юфти,
скрыв свои пролетарские ноги.
Ты насвисти-ка с обложки
старинной тетради
музыку гимна народа
с разбитой дороги.
Кольца спирали, чем дальше,
тем уже и уже.
Хуже не будет, казалось,
ведь не было хуже.
Страх из потемок души
выбирался наружи,
в ружья, в стволы,
в позабытые ликами рожи.
Ах, Александр Исаевич,
все же негоже
телеэкран декорировать
патиной меди.
Время давно почивать
на заслуженном ложе
в лаврах, на шкуре
облитого солнцем медведя.
Музыка грянет,
и цокнут смоленой резинкой
рваные полчища
литературных громил.
Будет цветочница бегать
с плетеной корзинкой
между мазурок
танцующих с небом могил.

С этой книгой читают
«Лефортово и другие» – пятая книга автора. В ней собраны большие поэтические произведения. Основа книги – поэма «Лефортово». О Москве, истории России, тюрьме, месте мыслителя во времени и социальной среде. Космический и земной взгляд на Россию и русского человека, на человека в бескрайнем мире, ограниченного условностями, законами, нравами.
Предельно сжато и образно автор подводит итоги прошлого века. Пытается дать ответы на вопросы: с чем мы завершили миллениум, как и почему мы оказались в эпохе безвременья? Гражданская, философская, любовная лирика. Необычная ясность мысли и прозрачная глубина образов – редкое явление в современной литературе.
«Солнечный ход» – четвертый поэтический сборник Дмитрия Барабаша.Автор ведёт порой скрытый, порой явный диалог с известными художниками и мыслителями прошлых столетий, вместе с ними иронизирует над догмами, весело перемигивается с великими, подхватывает и развивает их мысли и образы, поворачивает знакомые слова неожиданными гранями, обнаруживая их глубину и вечную актуальность.«Солнечный ход» – творческий отчет автора, подготовленный им к своему
Первая часть повести посвящена жизни воспитанниц Павловского института благородных девиц, выпускницей которого была и сама Лидия Чарская. Она раскрывает нам заповедный мир переживаний, мыслей, идеалов институтских затворниц.Во второй части рассказывается о приключениях героини повести – Люды в Кавказских горах.Эта книга воспитывает чувство долга, учит милосердию и товариществу.
Я внимательно прочла синюю тетрадку. Действительно, она состояла из отрывков, набросков и заметок, настолько заинтересовавших меня, что я при первой же представившейся мне возможности взялась за работу. Я обработала этот материал, взяв целый ряд фактов и приключений из жизни Люси, ее детства, отрочества и юности, и, таким образом, возникла повесть «Люсина жизнь», которую я и передаю – по желанию самой героини – моим юным друзьям-читателям.
Музыкант изобрёл диковинный инструмент, исполняющий музыку звёзд. Но дело до конца не довёл. Другой человек захотел им завладеть. Меж ними завязываются странные отношения. Инструмент постоянно пропадает и переходит из рук в руки, так и не найдя применения.
Пока одни покоряют дальний космос, где-то под боком, на Марсе, гибнут люди, приехавшие починить автоматику, работающую там. В последний момент к комиссии по расследованию причин гибели добавляют майора Клинова…