Посвящается Лефу Иосифовичу
и Анастасии Трофимовне Кулага
Людочка выросла в Нерчинске и знала только одну красоту – лесную, даурскую. Она начала рисовать хорошо и рано. Уже в первом классе ей доверили изобразить в школьной газете дом Ленина в Ульяновске. Она старательно, хотя и кривовато, перерисовала его с мутной фотографии и раскрасила карандашами, жёлтеньким и зелёным.
Жёлтый цвет был у Людочки любимым, у неё и фамилия была Жолтовская. В классе ее дразнили «желтухой», а дома ласковую девочку звали Людомилочкой. Не только родители так её звали, но и знакомые по фамилии Шишковские, которые приходили в гости вместе со своим сыном Петреком.
Петя учился в одной с Людочкой школе, но на два класса старше. Он и жил на два дома выше по улице. Иногда Людочка ходила к нему после школы, приносила учебники и просила помочь с математикой. Он молча писал чернильным карандашом ответы в её тетради и не знал, что она приходила просто посмотреть на него украдкой.
Петя с детства интересовался геологией, камни собирал где-то у дороги и вдоль железнодорожной насыпи, верил рассказам о том, что кто-то в гранитной щебёнке отыскал изумруд. Ходил гулять к Савватеевскому карьеру и дома раскладывал свои разноцветные находки по ящичкам и коробочкам.
Когда школа закончилась, он уехал в Ленинград к своим дальним родственникам. С собой взял банку варенья, немного денег и письмо к тёте Малгожате, проживавшей на задворках Трубочного завода. У неё было две комнаты и кухня в деревянном доме, она держала козу и продавала молоко. При этом была грамотной, носила очки в железной оправе и читала по вечерам газеты мужу. Соседи называли её Машей.
Петя поступил учиться в горный институт, а когда закончил, то вернулся в Нерчинск. По примеру своей тёти Маши он стал носить очки и говорить «prosze». Работать устроился на железнодорожную станцию, его отец был болен и Петрек не решился уехать, чтобы не оставлять мать один на один с надвигающимся горем.
Людочка сразу после школы устроилась работать в библиотеку. Они стали встречаться каждый день: то по пути на работу, то по пути с работы, то просто ходили в кино или гуляли в городском саду по воскресеньям. Петя приходил к ней в гости и пил чай с зелёными яблоками, которые резал ножом и бросал в кружку. Людочка смотрела на него, улыбалась и разглаживала руками скатерть на столе.
Они поженились в ноябре, снег уже завалил город по самые окна. По вечерам в жарко натопленном зале библиотеки стали собираться друзья Пети и Люды. Они приходили со своими пожилыми и не очень родителями, читали вслух газету или слушали репродуктор, говорили много, иногда по-польски. Так и получилось, что в библиотеке завёлся «польский клуб».
Мало кто знает, откуда в провинциальных сибирских городках взялись все эти Легчинские, Яновские, Сваровские и Лясковские. Кто помнит тех шляхтичей, что были сосланы в тайгу на каторгу и поселение… Но вот они, пани и паны, называют друг друга «товарищами», работают в советских учреждениях, говорят и думают по-русски. Издавна дружат семьями и тайком крестят детей у ксенза. Никто бы не мог и подумать, что кто-то из них, из своих, написал донос, отправил его по почте и сидит здесь на стуле и слушает rozmowa «польских шпионов». Шел 1937-й год.
Многих тогда арестовали, но Петя и Людочка успели уехать в Ленинград, к тёте Маше, словно шапкой-невидимкой накрылись они и выскользнули из НКВДшных рук. Петя устроился на работу на Трубочный завод имени товарища Калинина, а Люда пристроилась там же, на скромную должность уборщицы в цехе. Куда же ей было деваться, если образование только школьное, а потом она только книги в библиотеке выдавала.
Жили они хорошо, но небогато, коз у тёти Маши теперь стало две. Ели козы траву во дворе и то, что в мусорном ведре находили. Молоко всегда было в доме, Петя приносил продукты, хлеб и чай.
Потом опять был ноябрь, опять выпал снег по самые окна, а на Карельском перешейке началась война. Стало ясно, что стране скоро будет нужно больше металла и горного инженера Петю отыскали на заводе и отправили работать по специальности – на обогатительных комбинат недалеко от Ленинграда. Ему удавалось иногда приезжать, встречаться с Людочкой. Весной 1941 года она узнала, что у них будет ребенок. Возвращаясь с работы, Люда проходила во двор под цветущими сиренями и улыбалась своему внутреннему миру.
В это время Петя уже получил новое назначение, нужно было снова садиться в поезд и ехать в Сибирь. Там, в Кузбассе, тоже было железо, и его нужно было всё больше, страна доживала последние мирные дни.
Людочка должна была приехать следом, она уже паковала вещи к переезду. Но прибыв в Новокузнецк, Петя узнал, что там его уже ждет другое назначение, на угольную шахту с ироничным называнием «им. Кагановича» в Прокопьевске. Знает ли читатель всех братьев Кагановичей, управлявших в разное время советским государством? Лазарь Моисеевич, Михаил Моисеевич, Юлий Моисеевич, Израиль Моисеевич и Арон Моисеевич…
Прокопьевск лежит на пути в Новокузнецк, а это значит, что Людочка гарантированно проедет мимо, поскольку предупредить её о смене пункта назначения не было никакой возможности! Из-за начавшейся войны вся информация, связанная с добычей полезных ископаемых, была полностью засекречена… Петя не спал всю ночь в холодной необжитой комнате с окнами без занавесок. Но придумать ничего не смог.
Он пришёл в первый свой рабочий день в шахтоуправление и узнал, что на вверенном ему объекте работают заключённые, которых охраняют вооруженные люди с собаками. Его задачей было сделать так, чтобы угля они добывали больше, а хлеба ели меньше. При виде ромбов на петлицах, у Пети сердце сжалось от воспоминаний о «польском клубе», не мог он смотреть в глаза охранникам и их собакам. Зэкам в глаза смотреть он постепенно научился и тогда увидел в них обычных мужичков – разных, конечно, и опасных, но и работящих, хозяйственных. Многие из них жили «на посёлке», по-крестьянски пили брагу и обеденную ложку носили в сапоге.
Задолго до войны заключённых уже использовали на шахтах на самых тяжёлых работах. Теперь, когда городские мужчины и мальчики уехали на фронт, рассчитывать горному начальству приходилось только на них, на зэков.
Здесь в Сибири сохранилось дореволюционное мироустройство образца благородного разбойника Ваньки-Каина. В тюрьмах традиции чтились: все заключенные делились на «масти» во главе с «ворами в законе», знатоками правил, «коронованными» авторитетами. Они были бескомпромиссны и упорно строили своё квазигосударство из уголовников и «политических». Их упорное сопротивление советской власти с началом войны дало трещину, многих их патриотические настроения заставили пойти на сотрудничество, или даже на работу.
