Приближалось Рождество, дом был наполнен запахом ели, которую привезли замерзшей и заснеженной и поставили в углу гостиной оттаивать. Уже стоял наготове короб с поблёскивающими ёлочными игрушками и позолоченными свечами. Белоснежные полотняные скатерти были отглажены, и в буфете сияла начищенная до блеска серебряная посуда.
На следующий день должна была приехать Лиля, на этот раз не одна, а вместе с мужем – Кириллом Степановичем.
Настроение было праздничным, и Черубина с кузеном Николаем придумывали концерт, в котором должны были участвовать все родственники и гости. Очередь дошла до вертепа. Его сценарий Чери написала в стихах, —
…Когда сделал Господь человека земли
Сопричастником жизни всемирной,
Эту розу волхвы в Вифлеем принесли
Вместе с ладаном, златом и смирной…
Все роли предстоящего праздника были распределены, и молодые люди отправились пить чай с тётушкой Чери – Елизаветой Дмитриевной. Узнав, что ей предстоит играть роль ангела в рождественском представлении, тётушка рассмеялась и вдруг вспомнила, как однажды она, будучи юной девушкой, принимала участие в самом странном спектакле, который до сих пор не может забыть, поскольку закончился он весьма неожиданным образом.
– Что же это был за спектакль, – спросила заинтригованная Черубина, которая всегда интересовалась таинственными и необъяснимыми происшествиями, – расскажите, тётушка.
– Это случилось как раз в канун Рождества. Меня и Варю – барышню, жившую по соседству, пригласили на маскарад. Собралась веселая компания молодежи, и мы решили разыграть собственноручно написанную по мотивам повести Гоголя пьесу, в которой Малороссию заменили на Санкт-Петербург, и все персонажи превратились в столичных жителей, включая Солоху и даже чёрта.
Спектакль удался на славу, и мы, воодушевленные успехом, закутались потеплее и отправились вдоль набережной Екатерининского канала в сторону Казанского собора. Позади него начиналась улица с известным домом каретника Иохима, где некогда жил молодой и никому тогда ещё неизвестный Гоголь. По дороге юноши пугали нас и друг друга страшными историями из жизни самого Николая Васильевича. Между тем на город опускались ранние зимние сумерки, будившие игру воображения – кое-кому из нас было страшно и вовсе не до шуток.
Когда мы оказались у парадного входа, все вдруг растерялись, не понимая, что делать дальше. Как всегда бывает в таких случаях, нашёлся предводитель, который повел всех во двор дома, где царила неожиданная и странная для центра города тишина. Окна, выходившие на эту сторону, оказались темными, нигде не было видно ни одного огонька, ни одного человека. Атмосфера была совершенно таинственной и нереальной, как будто мы, пройдя во двор под аркой проезда, оказались в ином мире. Тот же самый юноша предложил провести спиритический сеанс и вызвать дух Гоголя, – на этом месте Елизавета Дмитриевна, перекрестилась и затем продолжила свой рассказ, – мы пытались отговорить его, но он только смеялся и подтрунивал над нами. В конце концов все согласились участвовать в спиритическом сеансе. Мы подобрали с земли какие-то ветки и устроили небольшой костёр прямо в центре двора. Затем все взялись за руки и принялись вызывать дух Николая Васильевича. Наши голоса дрожали от страха, но мы продолжали, не в силах прекратить браваду и показать свою слабость.
Вдруг мимо пробежала кошка, затем еще одна, затем тени стали мелькать со всех сторон, и в то же время пошел снег, подул ветер и закружилась метель. Справа в трёхэтажном флигеле в окне зажегся свет, и все увидели фигуру мужчины, стоявшего у окна. Его узнаваемый птичий профиль не оставлял сомнения в том, что это был сам Николай Васильевич Гоголь!
От неожиданности мы с Варей вскрикнули и бросились вон со двора, юноши последовали за нами. Очутившись на освещенной и людной улице, мы еще долго не могли прийти в себя… Я и поныне стараюсь обходить ту улицу стороной, – в большом волнении Елизавета Дмитриевна закончила свой рассказ.
– Ах, тётушка, как же Вы могли скрывать от меня такое удивительное происшествие! – воскликнула Черубина, – но сколько лет назад это произошло?!
– Не меньше тридцати, – задумчиво ответила Елизавета Дмитриевна и налила себе еще чаю.
Вечером Черубина и Николай принялись украшать ёлку. Золотой ангел уже венчал макушку ели, и отблески от него вспыхивали в полумраке зала, как светлячки.
– Что ты думаешь об этом странном приключении тётушки, Николай? – спросила Чери, подавая ему серебристую колючую канитель.
– Maman, абсолютно не склонна выдумывать небылицы, – помолчав, отвечал он. К тому же, она чрезвычайно разволновалась, рассказывая эту давнюю историю, что свидетельствует о пережитом некогда сильном потрясении.
– А что, если завтра мы с тобой побываем в этом самом доме? – предложила Черубина, – ведь это недалеко от Николаевского вокзала, куда мы поедем встречать Лилю и Кирилла Степановича. Курьерский поезд из Москвы прибывает в полдень. Давай поедем в десять… Тогда у нас будет достаточно времени осмотреть и дом, и его двор. Быть может, удастся поговорить с кем-либо из жителей…
