Тот может поваром считаться по рожденью, кто «выпекал» в песочнице кулич,
В чай добавлял для сладости варенья и на открытии охоты кушал дичь.
Вот и Фома умеет к поварёшке найти подход сугубо поварской:
Уху разлить, способен он по плошкам, как ни в одной столовой заводской!
Почистит лук, не проронив слезинки. Натрёт морковку, словно Ким Ир Сен.
И в плове отделяются рисинки и на пирожном – однородный крем!
Заварит чай, учил как сам Конфуций – сперва прогрев заварник в кипятке.
Повяжет фартук не уныло-куцый, а расписной – как скатерть на столе!
Затеет борщ Фома не для проформы: мосол копчёный бросит в кипяток,
На грамм не выйдет за пределы нормы, промыв лаврушки за листом листок.
Морковь зажарит на беконе свежем. Туда же лук и свёклу бросит в срок.
И так укроп с петрушкою порежет, что сам собой желудок пустит сок.
Томат с капустой – тоже по рецепту: в борще ингредиентов лишних нет!
Фома и к аппетиту вносит лепту, какую ценит весь славянский свет.
Спечёт пампушки с корочкой румяной. Чеснок на каждую любовно нанесёт.
И подаёт свой борщ с такой сметаной, что даже ложка в ней не упадёт!
Секреты кулинарные умеет Фома усваивать буквально на ходу.
Едва котлета до кондиции поспеет, с огня снимает он сковороду.
Поджарку разрешает лишь картошке – чтобы хрустели ломтики во рту.
И сервирует вилки он и ложки, по-ресторанному, чтобы подать еду!
Слеза над луком чтоб не прошибала, его почистит способом своим:
Прикусит зубочистку для начала. Как фитонцидам справиться с таким?!
Ножи перед заточкой в соли держит – тогда скорей возьмёт их оселок.
И поперёк волокон мясо режет. Желтком помажет каждый пирожок!
Ерёма завистью всегда к Фоме пылает. И требует: – Свари обед скорей!
На что приятель честно отвечает: – Я не могу на кухне двух вещей.
Посуду мыть – мне горше редьки горькой! Картошку чистить – не возьмусь вовек!
А потому жена с рассветной зорькой мне адресует с кухни свой привет!
Часть первая
Ложка к обеду
Начало
Как день приходит, так бывает пища – создателем никто не обделён!
Хоть есть нюансы: корку просит нищий, а крем-брюле – богатый гастроном…
Да и посуду подают по чину: кому – фаянс привычен на обед.
Другой, напялив важную личину, на серебре потребует фуршет!
Домашний выбор
Фоме жена нальёт рассольник в миску, в неё, потом – котлету и гарнир.
И просто со стола грызёт редиску под серый хлеб домашний командир.
В соседнем доме штат эмалировки успели на дюралий заменить.
Похоже, моют – бросив вилки-ложки в таз – без опаски что-то повредить.
Но, шанцевому скидка инструменту: Ерёме безразлично, чем хлебать.
Из алюминия использовали ленту, чтоб ложки с вилками легко наштамповать.
Пока однажды на экране лектор не взялся зрителя всерьёз разубеждать,
Мол, не спасёт и самый лучший доктор, еды культуру, коль, не соблюдать!
Эмаль, отколотая на кастрюльной стенке: так, значит, заповедник в ней бацилл.
Снял ложкой алюминиевой пенки – себя к страданиям вовек приговорил!
У краснобая, доки убеждений на все готов убийственный резон,
И кто не слушает такого наставлений, проспал оздоровительный сезон.
Испортил карму личную к тому же, претендовать не смеет на успех.
И телезрителю такой напор досужий не внять нутром – невысказанный грех!
Фома ловил слова, как мошку чижик. Ерёма рот нечаянно раскрыл,
Он с детства прочитал немало книжек, а вот такую одолеть забыл.
Тогда как лектор время не теряет. Он в тезисах совсем вождю сродни,
Едва одно сужденье завершает, как уж другое есть тому сродни.
Пример здоровой жизни прост, как репа и телевизор это подтвердил:
Всю передачу не было рецепта, в котором бы не «Цептор» всё варил!
Фома, расстроенный уселся на крылечке, чтоб вспомнить, как травился столько лет.
Дым сигаретный, скорбные колечки нанизывал в кладбищенский букет.
Про язву прободную и гастриты теперь наслышан больше чем студент.
Не нужно, чтоб погибнуть, динамита – в железной миске счастье съел в момент!
Тут и Ерёма вышел уязвлённый. Гадал теперь, как будет за столом
Брать в руки алюминий посрамлённый, какой давно забросили кругом.
Зачем котлеты жарил в сковородке, магнит к какой, и тот не прилипал?
Зачем в закуску ломтики селёдки дешёвой вилкой прежде подцеплял?
Делиться горем легче, если вместе. Тем более что повод подоспел:
Фоме нажарили сосисок прямо в тесте, а у Ерёмы чайник закипел.
Сошлись друзья у общего забора. В лист лопуха Фома еду сложил.
Тогда как мух слетелась сразу свора, едва варенье под ноги пролил.
Теперь не старого режима все повадки, чтоб ложкой чайной сладкое вкушать,
Дюралюминий для кладбищенской оградки дозволено теперь лишь применять.
Стакан гранёный осушив за встречу, один другому выход предложил:
Поехать в город, где им обеспечат всё, что так лектор складно говорил!
Перемены
Рай деревенский, всё, где нараспашку, давно остался в прошлом навсегда.
Другим с себя не снимут здесь рубашку, не пустят в дом повинного врага.
Всему цена назначена, конечно, так что бесплатного не ждали ничего
И в город собирались не беспечно, взяв лучшее с достатка своего.
Фома в пункт «Вторчермета» снёс посуду. Борясь за жизнь, на лом все миски сдал.
Ерёма вилок алюминиевых груду унёс туда же, как цветной металл.
Пришлось им с жёнами, конечно, повозиться. Те отстояли, что-то из кастрюль.
А так соседи, как в полёте птицы, теперь недосягаемы для пуль!
Мотор у «Запорожца» слабоватый, зато заводится – лишь с горки подтолкнуть.
Так что Ерёма, на штанах – заплаты, в своей машине снарядился в путь.
У «Москвича» запросы, как у сноба: бензин и масло только заливай,
Зимой не выводи его в сугробы, а летом ровную дорогу подавай!
Протарахтел Фома вослед Ерёме. Развеялся дымок их выхлопной,
А то, что жизнь стояла на изломе, не знали оба и никто другой.
Отправились туда, где ждал избыток полезной утвари для кулинарных дел.
Но, только на экране слишком прыток был лектор, кто им «Цептор» так воспел!
На самом деле импортной посуды ударил ценник, словно кирпичом,
Поскольку продавали это чудо дороже «Запорожца» с «Москвичом»!
Просчёт
Конечно, можно было сбыть машины или кредиты в банке попросить,
Безденежье, как вескую причину, друзьям неловко было применить.
Сошлись на том, что можно взять в рассрочку или одну кастрюлю на двоих,
Коль с алюминием поставили уж точку, как и с эмалью, что была у них.
Полдня прошло, пока друзья рядились: брать или нет, товар столь дорогой?
Когда же вновь за «Цептором» явились, кастрюль уж не было, буквально, ни одной.
Смели с витрин их не гонцы с деревни, которых сагитировал экран.
Весь импорт горожане в страхе древнем, скупили, санкции предвидя разных стран!
К обеду шло, когда домой вернулись с непотрошеной денежной мошной.
И слюнки у обоих навернулись от вкусных запахов, стоявших над плитой.
