Эта книга написана под влиянием бесед с человеком, который в определённых обстоятельствах, ну не то что бы изменил свои взгляды или подверг сомнениям свои убеждения, нет, он иначе взглянул на них, у него изменилось отношение к тому чем он занимается. Он музыкант, много лет выступал, записывался, и вот уже на пороге окончания своей карьеры, к нему неожиданно обратилась некая группа, именуемая себя как общество любителей творчества, с предложением выступить на очередном их собрании. Музыкант уже давно не выступал и с сомнением отнёсся к их предложению, некоторое время раздумывал, но деньги, которые они предложили за выступление и готовы заплатить всю сумму сразу если он даст своё согласие, перевесили первое желание отказаться. Выступление проходило в небольшом домашнем старинном концертном зале. В зале находилась небольшая группа мужчин, разного возраста и каждый из них был как бы сам по себе. Это очень удивило музыканта, он потом рассказывал – было такое на первый взгляд впечатление, что они даже не знакомы. Каждый сел отдельно, видимо там, где ему было удобнее, они не общались между собой. Меня никто не встретил, хорошо, что я раньше уже выступал в этом зале. Никто не оговаривал ни репертуар, ни время выступления, то есть всё по своему усмотрению. Но более всего меня удивило их отношение ко мне, после окончания выступления никто не аплодировал, никто не подошёл ко мне, а просто все молча встали и разошлись, честно сказать, мне было не очень приятно. И я уехал. Так что же тогда произошло? Он некоторое время молчал, задумавшись. У меня от природы очень красивый звук инструмента, мелодичный. Потому и соответствующий репертуар. Когда я вышел на сцену с инструментом, вижу передо мной сидят мужчины, внимательно смотрят на меня, все так серьёзно приготовились слушать, что я почувствовал себя…, не могу сказать где, но только не на сцене концертного зала. Но главное не в этом, главное звук, я услышал себя, понимаешь, можно сказать впервые услышал себя. Нет не со стороны, а как будто бы кто-то, но не я играл на том концерте, представляешь. Я был просто в шоке. Я себя слушал и думал над тем что не я, а он играет, я слушал его, того которого не знаю и не знал никогда, но он же есть, вот сейчас буквально он играет и это никак нельзя отрицать. То есть ты хочешь сказать, что они, и ты в том числе, были приглашены послушать кого-то, то есть некоего неизвестного никому музыканта, о существовании которого даже ты сам не догадывался. Да, именно так. Наверное, не знаю, но мне всегда казалось, что так играть надо в начале карьеры, с этого надо начинать, а не заканчивать, то есть мой последний концерт по сути стал первым по настоящему живым. После этого события этот музыкант стал членом общества любителей творчества. Они собираются таким вот образом, каждый сам по себе, чтобы послушать, посмотреть, почитать, обсудить. На вопрос: почему в их обществе никогда не бывает женщин? Он даже в первый момент растерялся, а потом спросил – что им здесь делать? И вот наконец, видимо количество необратимо перешло в качество, когда они впервые собрались за круглым столом, чтобы наконец подвести некий итог всего того что они за всё время слышали, видели, смотрели. Каждый выразил своё мнение, все слушали, не перебивая и не опровергая. Видимо в их собраниях этот факт непременное условие, как и то, что окончанием общей дискуссии непременно должен быть определён совершенно конкретный вывод.
Речь шла об утопии, то есть о том самом месте, которого на самом деле нет. Видимо они все в какой-то степени столкнулись с самим фактом существования такого места, которого, по общему мнению, нет. В истории обществ и общественной мысли утопия нередко служила формой выражения некой отвлечённой идеи, даже своего рода идеала. Хотя возникновение научной мысли подорвало социальное значение утопии, лишило её многих прежних функций, но она по-прежнему не утратила своей роли в качестве интеллектуального инструмента, использование которого позволяет предвосхищать вероятное отдалённое будущее, которое на данном уровне познания не может быть научно предсказано в конкретных деталях, и может также предостерегать от некоторых отрицательных социальных последствий человеческой деятельности. Эти формы утопии стимулируют в какой-то степени развитие социальных методов нормативного прогнозирования и сценариев с целью анализа и оценки желательности и вероятности предполагаемого развития событий. Как правило прообразом всех утопий является «Государство», как некий эквивалент идеального общественного строя на Земле, и лишенного научного обоснования. По мере развития общественных наук утопия в значительной мере утратила свою познавательную и прогностическую роль и превратилась по преимуществу в своего рода социальную научную фантастику. Вместе с тем возросло внимание к утопии со стороны социологии, рассматривающую её исторически как специфическую форму общественного сознания, которая выполняет определённую социальную функцию. Одновременно сама утопическая форма приобрела всё более возрастающее значение в идеологии человеческого общества.
Как только то или иное государство провозглашает о своём полном государственном суверенитете, то оно тотчас, как по волшебству, сразу оказывается перед лицом исключительно серьезных проблем, связанных с выбором своего государственного и общественного бытия, с определением основ своей внутренней и внешней политики. И речь идёт не о каких-то там фантастических требованиях утопического идеала, а о совершенно конкретных идеалах – о принципах лежащих в основе взаимоотношений между личностью, обществом и государством; об институтах государственной власти и управления, которые в наибольшей мере соответствуют политической культуре народов населяющих данную территорию; о базисных ценностях, которые должны быть положены в основу организации экономической, социальной и духовной жизни общества; о внешнеполитических приоритетах, которые соответствуют интересам народов; и наконец, какие государственные символы адекватно отражают исторический путь и современные устремления государства! Каждый из перечисленных идеалов относится к той предметной области, которую в политической науке принято обозначать государственной идеологией, или всё-таки утопией, – но это зависит от того, с какой стороны посмотреть. Опыт самостоятельной государственной жизни в объективном историческом процессе доказывает, что ни одно государство не может существовать и успешно развиваться без своей идеологии. Одновременно с этим утвердилось понимание того, что идейные ценности социального общества на Земле не изобретаются искусственно и не создаются по заказу в одночасье, а вызревают в ходе всего исторического развития всех народов, вытекают из всего человеческого опыта государственной и общественной жизни, отражают его насущные потребности, интересы и устремления, и что эти ценности способны давать ему силы и перспективу для труда во имя будущего. Вот о чём шла дискуссия тогда за круглым столом. Анализ работ философов, социологов, политологов, правоведов, экономистов, историков и других позволяет заключить, что человечество в целом подошло к той неизбежной границе, за которой формы существования, развития и образы социально-экономического строя общества людей на Земле не определены в будущем, а точнее их, пожалуй, и вовсе нет. В целом человеческому обществу каким-то образом, но необходимо создать совместными усилиями не отдельные национальные идеологии или, точнее, идеи национального развития, и которых сегодня в полном виде тоже еще нет, а сконцентрировать совместные усилия на разработке основной для человечества «утопии» – рассмотреть цивилизационные основания современных идеологий народов и рас, проживающих на Земле. Интерес этот правомерен, поскольку главный вектор социально-экономических и социокультурных изменений на Земле должен находиться в русле тенденций развития всего Мира, а также собственных опытов народов и рас, в том числе с позиций цивилизационной, культурологической и формационной методологии особенностей этапа общественного развития постсоветских республик.
