Благими намерениями вымощена дорога известно куда. Однако же что мы можем знать о намерениях Любко Дереша или героя его романа Петрика Пяточкина? Только то, что зафиксировано в тексте «Намерения». Не так уж и много. Но для внимательного читателя – достаточно.
Итак, что мы имеем в романе?
Имеем полуфантастическую историю про человека с «феноменальной памятью», авантюрный роман-дао.
Имеем несколько философско-мироощущенческих тезисов, или, как теперь говорят, «телег».
Имеем связку комментариев и пояснений этих «телег», по объему соразмерных с занудно-натужными попытками Морфея из «Матрицы» пояснить Нео суть солипсизма.
Идеи, которые иллюстрирует в «Намерении» Дереш, тоже не новы, но часто представлены в таком неожиданном ракурсе, что можно допустить, будто автор до всего дошел сам. Такое случается с одаренными людьми.
Припоминаю – вечный двигатель я изобрел в семилетнем возрасте, мастурбацию – в девять, а в семнадцать с ужасом осознал, что все мои прошлые экзистенциальные открытия уже сформулированы великим афористом Шопенгауэром. Впрочем, тут не про меня и не про Шопенгауэра. Тут про Дереша.
В «Намерении» автор заметно отошeл от проблем, ранее щедро позаимствованных у Стивена Кинга, пробуя теперь методику, похожую на коэльевскую. Говорю «похожую», ибо знаю, что Любко, как и я, относится к Коэльо достаточно скептически. Впрочем, утешает то, что мистика в «Намерении» – в отличие от предыдущих книг Дереша – не выступает очевидным сюжетным фоном, а прячется в разломах интеллектуальных конструкций. А само наличие этих конструкций свидетельствует о том, что аудитория Любко Дереша, вероятно, взрослеет вместе с автором: далеко не каждый тинэйджер (а большинство критиков сдуру причисляют книжки Дереша к «молодежной» литературе) осилит идеи, изложенные в «Намерении». Примечательным также видится отход от молодежно-субкультурного антуража – sex&dmgs&rock’nroü если и появляются в этой книге, то где-то на полях, чтобы не сказать – «за кадром». К очевидным победам «Намерения» следует причислить также вполне совершенную романную форму, хорошее чувство ритма и композиции.
«Намерение», безусловно, – роман-поиск. Едва ли не впервые Любко Дереш пытается выяснить в книге какие-то вопросы, которые интересуют именно его, Любко Дереша, а не ту социально-возрастную прослойку, к которой автор еще недавно принадлежал. И это повод для оптимизма, ибо:
– во-первых, человек, который пишет для себя, как раз и имеет все шансы и права называться писателем и действительно им быть;
– во-вторых, только в «письме для себя» и возможен тот уровень свободы, когда начинается так называемое «выписывание» и настоящая работа над словом.
А отсутствие настоящей работы над словом и есть сейчас наибольший изъян как «Культа», «Ящерицы» и «Тьмы», так и «Намерения».
В чисто литературном аспекте тексты Дереша демонстрируют вполне удовлетворительное владение общей конструкцией книги, стилистическую целостность и интеллектуальное напряжение. Автору совсем неплохо удаются полнокровные, живые образы, иногда – удачные метафоры, иногда – едва ли не поэтические строки. Однако все еще прихрамывают язык и интонация.
Ловкий в большой форме, в пределах абзаца или даже отдельной фразы автор часто спотыкается, теряет интонацию и сам теряется в бессистемной лексике. Это, конечно же, болезнь, но болезнь роста, и «излечиться» от нее помогут хорошие литредакторы и коллеги по перу. В роли «хорошего литредактора», а заодно и «коллегой по перу» в данном издании попробовал побыть и я, хотя мне, будучи приятелем Любко, не гоже ни особо ругать, ни слишком хвалить автора. Так что озвученные тут претензии следует рассматривать не как литературоведческий анализ, а как фрагмент дружеской беседы, каких у нас с Любко когда-то было немало.
В рамках разговора про «Намерение» (если бы такой происходил у нас взаправду) я бы не избежал искушения вспомнить еще один трактат про человека с феноменальной памятью – новеллу Борхеса 1944 года «Фунес, чудо памяти». В этой новелле Борхес старательно избегает какой бы то ни было фантастичности или мистики. Однако про обладателя этого феномена он говорит такое: «…подозреваю, он был не очень способен мыслить. Мыслить – значит забывать о различиях, обобщать, абстрагировать. В загроможденном предметами мире Фунеса были только подробности, к тому же лишь непосредственно данные»[1].
Чудо памяти Петрика Пяточкина (мультяшного героя, не забудем) заключается как раз в противоположном – через феноменальную память про наимельчайшие детали выйти на обобщения такого уровня, что за ними уже полыхает Сияние Абсолютной Истины. Впрочем, Любко Дереш никогда не написал бы эти слова с большой буквы. Дереш достаточно ироничен (и относительно собственных идей, и относительно способности читателей их понять), порою самоироничен, как и полагается автору, способному слепить сверхчеловека из анимированного воспитанника детсада.
А работа над словом… Может быть, Любко когда-нибудь попробует писать стихи и ощутит, как суггестивная плотность поэтического слова дарит подсказки прозаику. Подсказки в точности обозначений, в звучании, в ритмике. Поэзия начинается со слова, со строки. Проза начинается с абзаца. «…абзац – это обреченность. Ведь в абзаце проступает неотвратимость дискурса. Абзац – это уже контекст», – говорит Тарас Прохасько и, поверьте, знает, что говорит.
Итак, надеюсь, что хорошее «Намерение» Любка Дереша – это еще один камень в мощеной дорожке к аду настоящей литературы. Это единственный ад, попасть в который мечтает каждый, кто мыслит текстами, так что, Любко, – до встречи в аду!
Искренне твой – Издрик.
Смерть – это стрела, пущенная в тебя, а жизнь – тот миг, пока она летит к тебе.
Аль-Хусри
Я не помню, как мы встали, как мы вышли из комнаты,
Только помню, что идти нам до чистой звезды.
БГ
Глава I
Mальчик с феноменальной памятью
1
Я не люблю книжки, где есть ссылки на известные анекдоты. Не люблю потому, что обычно эти анекдоты так и остаются для меня загадкой, а из-за этого теряется весь перченый контекст. Поэтому прежде чем ссылаться на какую-нибудь хохму, я привожу ее полностью. Ну, например:
Цирковое представление. Конферансье объявляет номер:
– Сейчас на ваших глазах мальчик с феноменальной памятью выпьет пять бокалов пива!
Мальчик на арене выпивает пять бокалов пива. Овации.
– А теперь, – продолжает конферансье, – мальчик с феноменальной памятью описает зрителей с первого по третий ряд. Можете не убегать! Я же сказал: мальчик с феноменальной памятью!
Так вот: мальчик с феноменальной памятью – это про меня.
2
Для меня все началось в одиннадцать лет. Я влез на дерево и увидел там что-то такое, что навсегда изменило мою память, превратило ее из мелкой лужи в бурный океан.
