1. «Император Республики»
Весна 1804 г. в Париже и всей Франции прошла под знаком разнообразных (больших и малых, официальных и приватных) торжеств по случаю превращения республики в империю. Собственно, и в чиновных, и обывательских кругах речь шла о том, чтобы возвести Наполеона на французский престол, сделать гражданина первого консула государем, монархом. Вопрос о монаршем титуле – император или король – какое-то, очень недолгое, время оставался открытым.
Дело в том, что Франция за последние полтора века привыкла к пиетету перед монархом до такой степени, что эту привычку не вытравила из национального сознания даже революция. Ведь в продолжение 130 лет, с 1643 по 1774, как подметил академик Ф. Массон, во Франции правили только два короля, и оба – с одним именем: Людовик XIV и Людовик XV. «Народу могло казаться, – цитирую Массона, – что над ним более столетия царствует один и тот же монарх; он перестал быть личностью и стал просто королем. Это усиливало поклонение, народ падал ниц перед этим властелином, не подчиняющимся общим законам и как бы стоящим вне человечества, высоко, далеко, недоступно для простого смертного»[1].
В такой ситуации Ш. М. Талейран посоветовал одному из самых доверенных лиц в окружении Наполеона, генералу Л. А. Бертье, предложить первому консулу принять королевский титул. Возможно, «хромоногий бес» предвидел отказ Наполеона (причем в самой резкой форме), потому и не рискнул сам обратиться к нему с таким предложением, но на всякий случай (а вдруг согласится?) решил проверить его умонастроение, подставив вместо себя Бертье. Вот как вспоминала о реакции первого консула на предложение Бертье фрейлина Жозефины графиня Клара де Ремюза, ссылаясь на Талейрана, оказавшегося свидетелем этой сцены: «Бонапарт подносит кулак к подбородку Бертье и толкает его к стене. “Глупец! – говорит он. – Кто посоветовал вам раздражать мою печень?”»[2].
После такого казуса, естественно, никто более не предлагал первому консулу стать королем. Наполеон, разумеется, учитывал, что королевский титул вызовет отторжение у тех людей, которые вершили в стране революцию, травмирует их лучшие чувства. А такие люди в его окружении составляли абсолютное большинство. С другой стороны, титул императора привлекал его, поскольку ассоциировался с образом Карла Великого и сулил ему не только монаршие прерогативы, но и возможность вернуть Франции после тысячелетнего перерыва статус империи[3], вне всякой связи с королями Бурбонами.
Законодательные палаты – Госсовет, Трибунат, Законодательный корпус, Сенат – поняли соображения первого консула и почти единодушно согласились с ними. К 18 мая 1804 г. они подготовили новый сенатус-консульт, т. е. второе после акта 4 августа 1802 г. (о пожизненном консульстве) дополнение к Конституции 1799 г. Этот натус-консульт, который называют иногда Конституцией XII года (от провозглашения Республики в 1792 г.), принципиально не изменял, а лишь приспосабливал те же республиканские институты к новому, монархическому, строю[4]. Статья 2 гласила: «Управление Республикой поручается Императору». Здесь же был назван по имени обладатель императорского титула – Наполеон Бонапарт. Он, таким образом, становился императором Республики. Правда, круг его полномочий не был строго очерчен. Зато провозглашалось главное: «Императорское достоинство передается по наследству в прямом, естественном и законном потомстве Наполеона Бонапарта от мужчины к мужчине в порядке первородства при исключении женщин навечно». Поскольку Наполеон не имел собственных детей, законодатели специально наделили его (в статье 4-й сенатус-консульта) правом усыновлять любого из детей или внуков своих братьев.
«Пункт об усыновлении, – подчеркивает Жан Тюлар, – явился новшеством: будучи основателем Империи, Наполеон оставлял за собой право распоряжаться ею по своему усмотрению»[5]. Так в мае 1804 г. был сделан первый шаг к воцарению во Франции четвертой правящей династии – Бонапартов (после Меровингов, Каролингов и Капетингов с их двумя нисходящими ветвями: Валуа и Бурбонов)[6].
Подавляющее большинство (даже республикански настроенных) французов приветствовали новое возвышение Наполеона как дополнительную гарантию национальной стабильности, тем более что высочайший в мире с античных времен статус империи здесь сохранял основные завоевания революции и Республики. «Все его поддерживают, – писал о Наполеоне той поры Эмиль Людвиг, – и вот уже 130 человек из числа тех, кто 12 лет назад голосовал за казнь короля, будут возглавлять императорские учреждения»[7].
Принимая императорский титул, Наполеон щедро – в традициях Карла Великого – вознаграждает своих соратников. По его инициативе уже 19 мая 1804 г. были учреждены шесть высших придворных должностей – великого электора (избирателя), архиканцлера, архи-казначея, великого коннетабля (главнокомандующего), государственного канцлера и великого адмирала, а также высшее воинское звание маршала Франции для 18 наиболее отличившихся генералов Республики. Архиканцлером стал бывший второй консул Ж. Ж. Р. Камбасерес, архиказначеем – третий консул Ш. Ф. Лебрен, великим электором – Жозеф, а великим коннетаблем – Людовик Бонапарт.
Что касается маршалов, то о них речь пойдет особо (в § 7), а пока ограничусь перечнем их первого состава: четыре почетных маршала (из старейших по возрасту и боевому опыту) – победитель в исторической битве при Вальми Ф. Э. К. Келлерман, Ж.-М. Ф. Серрюрье, К.-Д. Периньон, Ф. Ж. Лефевр – и 14 строевых. В число 14 наряду с преданными Ж. Ланном, Л. А. Бертье, И. Мюратом, Л. Н. Даву, М. Неем, Ж. Б. Бессьером, Н. Ж. Сультом, А. Ж. Монсеем, Э. А. К. Мортье Наполеон включил и оппозиционеров: А. Массена, Ж. Б. Бернадота, Ж. Б. Журдана, Г. М.-А. Брюна, П. Ф. Ш. Ожеро. Все строевые маршалы, кроме Бертье и Монсея, были моложе любого из почетных, а половина строевых не достигла и 40 лет: Даву было 34 года, Ланну, Нею, Бессьеру и Сульту – по 35, Мортье – 36, Мюрату – 37 лет.
Из лучших генералов Республики за маршальским бортом остались, пожалуй, лишь четверо: фрондеры Ж. Э. Макдональд, Л. Гувион Сен-Сир (эти двое позднее все-таки станут маршалами), К. Ж. Лекурб и уже сидевший тогда в тюрьме Ж. В. Моро.
Наполеон, несмотря на очевидную и колоссальную поддержку соотечественников (а может быть, именно потому, что он был уверен в такой поддержке), вновь, как это было в 1799 и 1802 гг., потребовал от парламентариев провести в стране всенародный опрос – референдум об учреждении империи. Собственно, на референдум был вынесен вопрос не о титуле императора, который Наполеон считал всего лишь сменой формы, а о
