1. ГЛАВА 1
Часть первая. Ультиматум
Глава 1
– Эдна, просыпайся! – проворчал Грегордиан, настойчиво прижимаясь к моей спине.
– Ни за что на свете! – огрызнулась я, натягивая на голову подушку и вытягиваясь на животе. – После вчерашней нещадной сексуальной эксплуатации мне требуется больничный. И отпуск! Два отпуска!
Архонт Грегордиан отсутствовал по своим суперважным делам больше суток, которые почти полностью я провела расчищая великолепный, но запущенный сад фаворитки-дриады, в стремлении изо всех сил не думать, какой опасности может прямо сейчас подвергаться мой мужчина. Лугус, получивший от меня строжайший запрет помогать, развлекал нас обоих лекциями о неподобающем для целой будущей жены архонта поведении. Я понимающе кивала и продолжала обрезать сухие ветки, вылавливать опавшие листья из каменной чаши бассейна и драть пожухлую траву, стаскивая все это к выходу из сада. Вымотав себя, я, наконец, смогла уснуть в пустой постели, но, кажется, успела проспать всего пару минут, как матрас заходил ходуном и в живот уткнулась тяжеленная башка Бархата. Мой зверь заурчал так мощно, что все внутренности затряслись, будто я сидела на стиральной машине в режиме отжима, и стал суетливо и нахально тереться всем телом, торопясь получить больше ласки до того момента, как деспот отнимет у него контроль. Я смеялась, срываясь на взвизги и придушенное хихиканье, когда Бархат мокрым твердым носом щекотно проходился по моим ребрам. Не открывая глаз в полной темноте спальни, обласкивала гладкую, как полированный камень, шкуру везде, где могла достать. Торопливо исследовала и ощупывала вздувающиеся мощными буграми и опадающие мускулы, терлась лицом об колючие усы, чесала широкую переносицу, скользила большими пальцами по огроменным, выступающим из-под губ клыкам, вызывая новые взрывы иступленного довольного мурлыканья. Грегордиан дал нам с Бархатом минут десять, что можно было счесть необычайной щедростью с его стороны, учитывая ту свирепую жажду, с которой он на меня набросился, едва вернулся в человеческую ипостась. Я слышала, что мужчин возбуждают сражения, и мой деспот и в обычное время обладал более чем превосходным сексуальным аппетитом, но этой ночью он устроил мне просто какое-то файер-шоу нон-стоп.
– Ты знала, с кем связываешься, – фыркнул Грегордиан, прикусывая кожу на затылке сквозь волосы. – К тому же что-то жалоб я от тебя ночью не слышал. Ни одной. Если, конечно, не счесть за них твои совершенно нахальные требования. Цитирую: «Прекрати изводить меня, жестокая ты зверюга, и засунь свой проклятый член внутрь немедленно, или я умру!»
Мои щеки обдало жаром от воспоминания, до чего же он меня каждый раз доводил, и я зарылась понадежней лицом в матрас. Грегордиан взобрался поверх меня, давая в достаточной мере ощутить легкую низкую вибрацию самодовольного смеха в его груди, соприкасающуюся с моей спиной, и горячую тяжесть утренней эрекции, уютно улегшейся между моих ягодиц, но не наваливаясь так, чтобы я не могла вздохнуть.
– Смейся-смейся! Когда-то и я найду способ заставить тебя жалко скулить и умолять позволить тебе оказаться во мне, – нарочито сварливо проворчала и, просто не будучи в силах себе отказать, приподняла бедра и потерлась о пульсирующую твердую плоть. Низкий урчащий стон, требовательный толчок, карающий за дерзость, дразнящее прикосновение волосков, щекочущих мою чувствительную кожу, и стремительно подскочившая температура тела моего деспота – и вот моей усталости и сонливости как не бывало. На лице сама собой расползлась улыбка от чистейшего наслаждения, источником которого было абсолютно все в этом мужчине. Даже то, что временами бесило и заставляло отчаянно желать удушить его.
Грегордиан стремительно отстранился, чуть не вынудив меня заныть, и, отшвырнув подушку, перевернул на спину. Зажав бедра между своими коленями, он навис надо мной устрашающе хмурясь. Ладно, это раньше мне показалось бы устрашающим, сейчас я знала, что это признак его полнейшего внимания и озабоченности, направленных целиком только на мою персону.
– Эдна, ты и правда считаешь, что выглядишь жалкой, когда молишь меня о большем наслаждении? – спросил он таким тоном, словно требовал покаяться в серьезном прегрешении.
Несмотря на черный и свинцово-серый цвета, преобладавшие в интерьере покоев деспота, утреннее солнце все равно оказалось слишком ярким для моих глаз, и я прищурилась, ненасытно поглощая вид этой нависшей надо мной бесконечно любимой мощи.
– Даже если и так, это не волнует меня. И не будет задевать и беспокоить ровно до того времени, пока это нравится нам обоим. – Я, сознательно избегая его пристального изучения, прошлась взглядом от толстой пульсирующей вздувшейся вены на его шее по широкой, испещренной старыми и новыми шрамами груди вниз, прямо к блестящей влагой головке зажатого между нами члена. Но, естественно, моя уловка не сработала – Грегордиан перенес весь вес на одну руку и, обхватив мой подбородок, вынудил смотреть в его льдисто-серые глаза.
– Женщина, ты даже не представляешь, что со мной творится, когда получается подвести тебя к той грани, за которой уже не существует ничего в мире, кроме неистового желания ко мне, – тихий, рождающийся где-то глубоко внутри рокот, сопровождавший эти слова, мгновенно сделал меня в сотни раз более обнаженной, чем до этого. Беззащитной, просто сгустком плоти и нервов, внимающей одному ему во всем мире. В краткие минуты, когда Грегордиан полностью открывался как сейчас, мне начинало казаться, что могу просто самовоспламениться или взорваться изнутри, не в силах перенести интенсивности его эмоций, направленных на меня. Это была стихия такой мощи, для описания которой даже самой себе у меня не находилось слов. Окунаться с головой в этот бушующий океан свирепых чувств моего деспота было величайшим, неистово желаемым благословением и одновременно смертельной опасностью. Каждый раз мне было безмерно мало и при этом настолько чересчур, что грозило разорвать на части. Были ли мои собственные чувства по силе сравнимы с его? Перестану ли я когда-то противиться этому ощущению тотального поглощения, бесследного растворения в нем, которое возникает в моменты откровенности Грегордиана?
– Когда? У тебя это получается всегда, – ответила, все еще предпринимая усилия спрятаться за улыбкой, хотя горло все сильнее перехватывало от всепоглощающего трепета, рождаемого глубинной страстной нежностью, что отражалась в пристальном взгляде деспота.
